Трансформация этнического самосознания

В отдельных регионах Американского континента существенно менялся этнический состав населения. Испания и Португалия в колониальный период ограничивали или вообще запрещали иностранцам въезд в свои колонии, и их число там было невелико. В британские же колонии мигрировали не только жители этой Империи (англичане, шотландцы и другие), но и обитатели других стран Европы. Согласно первой переписи США (1790 г.) почти четверть населения страны составляли выходцы или потомки выходцев не из Британии, а из других стран; среди них немцы и голландцы составляли около половины. В британских колониях было много французов, как на территориях, захваченных Англией у Франции, так и иммигрантов из самой Франции или французских колоний. Часто поселенцы селились моноэтничными группами, и этническую карту североамериканских колоний того времени сравнивают с "лоскутным одеялом". Этническое своеобразие сохраняли и выходцы из разных частей Британии: англичане, шотландцы, ирландцы, ольстерцы (северные ирландцы), валлийцы. Среди других колоний выделялась колония голландцев в северной части Нью-Йорка. Там, помимо голландцев проживали англичане, шведы, немцы и финны, испытывавшие заметное культурное воздействие голландцев (в частности, богослужение велось на голландском языке). Тем не менее, к концу XVIII в. голландцы в США, которых насчитывалось более 100 тыс. человек, были в значительной мере ассимилированы англичанами.

Немцы, главным образом из южных областей Германии, стали переселяться в Северную Америку с конца XVII в. Они селились на атлантическом побережье, но особенно известными стали их колонии в Пенсильвании. Ее жители говорили на разных диалектах немецкого, преобладал пфальцский. Пенсильванцы долго сопротивлялись проникновению английского языка в их среду, но позднее у них распространилось двуязычие. В то же время на "пенсильванском немецком" даже создавались произведения художественной литературы.

Некоторые районы США особенно отличались множеством этнических групп разного происхождения. Так, в штате Нью-Джерси на атлантическом побережье в конце XVIII в. англичане и их потомки составляли менее половины жителей; остальные были голландцы, немцы, шведы, ирландцы, ольстерцы, шотландцы и рабы из Африки. Однако и там со второй половины XVIII столетия английский язык стал вытеснять все другие. Возобладали среди местного населения и некоторые стереотипы пуританской морали.

Выходцы из Британии селились также в британских колониях на Антильских островах, в некоторых прибрежных районах Атлантического побережья Центральной Америки и в Гвиане.

Устойчивая французская иммиграция в Америку началась в XVII в. Она направлялась на острова, в Канаду, в бассейны рек Миссури и Миссисипи, а также в Кайену (или Французскую Гвиану). Голландцы имели свои колонии помимо Северной Америки на островах и на южно-американском континенте - в Бразилии (недолго) и Суринаме.

Европейские иммигранты в Америке именовали себя по названию той страны или ее части, откуда они прибыли: испанцы, португальцы, французы, ирландцы и т.д. Названия, даваемые пришельцам аборигенами, широкого хождения не получили. Все коренные жители Америки с самого начала стали для европейцев "индейцами", так как открытые земли были первоначально приняты за Индию. Конкистадоры и колонизаторы быстро убедились в том, что там живут разные народы, говорящие на разных языках, но первое общее название осталось. Слово индеец становилось и самоназванием для аборигенов Америки - в тех случаях, когда они утрачивали традиционные общественные отношения, многие элементы культуры, а также прежний язык; сохранению "индейского" самосознания способствовал монголоидный облик его носителей, отличавший их как от европейцев, так и африканцев. Кроме того, в испанских колониях статус индейца давал некоторые льготы при уплате налогов и в землепользовании.

Другим расширительным названием для части нового населения Америки стало слово "негр", которым назывались все рабы, привезенные из Африки, независимо от их этнической принадлежности, а также их потомки от несмешанных (а в ряде случаев и смешанных) в расовом отношении браков. В ходу были и синонимы этого слова на разных языках, которые переводятся в любом случае как "черный. Для того чтобы различать негров, родившихся в Африке, от тех, что родились в Америке, возникло несколько понятий. В испанских и португальских колониях первых называли "босалями" или "неграми нации" (под нацией имелась в виду определенная этническая группа или место происхождения, которые обычно указывались). Вторых называли "креолами" ("уроженцами"). Негр, овладевший языком колонизаторов, в иберийских колониях назывался "ладино".

Содержание категории "негр" в странах Латинской Америки и британских колониях различалось, так как в последних к ней относили также лиц смешанного евро-африканского происхождения, называемых обычно "мулатами". Во всех странах имелась категория, объединявшая "негров" и "мулатов", а позднее (в некоторых странах) также "индейцев" и иммигрантов из Азии и их потомков -"цветные". Именно цвет кожи выступил, таким образом, в качестве признака, который во многих странах, хотя и в разной степени, проводил границу между разными группами населения одной и той же области или страны, препятствуя этнообъединительным тенденциям.

Испанская и португальская иммиграция в Новый Свет была по преимуществу мужской, особенно в начале колонизации. Солдаты и чиновники брали себе индейских женщин в качестве служанок и наложниц и лишь изредка вступали с ними в официальные браки; так же они поступали с рабынями-негритянками и свободными мулатками. Подобного рода связи, хотя и порицаемые законом, имелись и в других колониях - английских, голландских, французских. Был и еще один путь межэтнического и межрасового смешения - связи между представителями негритянского и индейского населения.

Потомки европейцев и индейских женщин назывались общим словом "метисы". В некоторых местах они имели свои особые названия (например, в Бразилии XVI-XVII вв. их называли "мамалюки" или "мамелюки"; позже эта группа стала называться "кабокло"). Потомки негров и индейцев назывались "самбо" (в Бразилии их называли "карибока" или "кафуса"). Смешение европейцев с аборигенами достигало разной степени интенсивности в разных частях Америки. На островах, где аборигены быстро исчезли почти поголовно, оно не имело большого значения, и незначительная метисная прослойка, образовавшаяся в начале, со временем растворилась среди других групп. В Северной Америке смешение пришельцев с аборигенами получило некоторое распространение в канадских провинциях; на территории же будущих США, где европейская иммиграция оказалась более сбалансированной по соотношению полов, метисация не получила большого развития. Во многих областях материковой Испанской Америки, в противоположность Северной, метисы образовали заметный слой населения или даже стали преобладать количественно - в большей части Мезоамерики, в Колумбии, Чили и Парагвае.

Граница между "индейцами", "метисами" и "белыми" носила в большей мере социальный, чем расовый характер. Так, в Бразилии существовало несколько групп метисов-кабокло. Словом "кабокло" называли себя многие индейцы, неимущие кабокло относили себя к "индейцам", а богатый кабокло мог считать себя "белым". Такие явления известны и в других странах. В ряде регионов колониальной Америки проходило постоянное сокращение индейского населения, а число метисов росло. Полагают, что это явилось не только результатом физического смешения, а и следствием смены самосознания, а именно отказом от признания себя в качестве "индейца" и стремлением через промежуточное состояние "метиса" приблизиться к статусу "белого".

Потомки белых и негров - мулаты - не стали в Северной Америке, как и "метисы", заметной прослойкой населения со своим особым статусом, так как лица с разной степенью примеси негрской крови причислялись там к "неграм"; сходная ситуация была и в других британских колониях. А вот на Антильских островах Испании, в ее приморских владениях, а также в Бразилии, где число белых женщин было невелико и католическая церковь и местные власти не слишком противились образованию смешанных семей и где было немало вольноотпущенников, сложилась значительная прослойка мулатов. Такой же процесс имел место во французской островной колонии Сан-Доминго. Смешанное население афро-европейского происхождения сосредоточивалось, прежде всего, в городских центрах Америки.

В странах Латинской Америки, где градация по цвету кожи приобрела важное значение в общественных отношениях, было известно множество названий разных степеней смешения трех рас - более 40 в Мексике, около полутора десятков в Перу. В повседневной жизни, однако, обходились небольшим числом таких категорий: мулат, квартерон, самбо, чино (в некоторых странах - потомок негров и индейцев) и др.

Результатом многообразных расовых и этнических смешений в Америке стало образование не только особых прослоек в составе населения, но и компактных групп, занимавших определенные территории и даже приобретавших некоторые признаки региональной культуры и особое самосознание. Так, в Луизиане во второй половине XVIII в. сложилась группа смешанного населения из потомков французов, мигрировавших туда из Акадии (Новой Шотландии), немцев, испанцев, шотландцев и др. Эта группа называлась "каджуны", ее члены говорили на французском языке и имели многие черты французской колониальной культуры. Там же, в Луизиане, была и другая группа - "сабины", потомки индейцев, негров и белых; они также говорили на французском и исповедовали католичество. В Центральной Америке, на территории современного Никарагуа в результате смешения индейцев и негров появились "самбо-мискиты", из которых сформировались современные мискиты. Еще одна смешанная группа Центральной Америки - так называемые "черные карибы" (самоназвание гарифуна) - индейско-негрского происхождения; ее представители до недавнего времени говорили на аравакском языке аборигенов Малых Антил.

Для этнической истории Америки как колониального, так и более позднего времени стало характерно перемещение больших масс населения из одного региона в другой, что в одних случаях приводило к появлению новых этнорасовых групп, а в других делало население отдельных областей более гомогенным. Помимо начальной европейской колонизации большую роль в миграциях играла неоднократная смена метрополий, владевших теми или иными территориями. Передвигались и аборигены. В прерии Северной Америки стекались индейцы с севера и востока субконтинента; индейцы Северной Америки постоянно отходили на запад под натиском европейских колонистов. На южном материке на равнины Аргентины переселились с запада арауканы. Двигались аборигены и на землях, удаленных от прямого контакта с колонистами: это происходило под воздействием миссионеров, сселявших аборигенов поближе к миссиям (в Парагвае, Аргентине, в бассейнах Ориноко и Амазонки). Многие миссии подвергались разорению немирными индейцами, а миссии иезуитов были расформированы в 60-х годах XVIII в. Населявшие их аборигены нередко возвращались в места прежнего обитания.

На протяжении всего колониального периода важным демографическим фактором оставалась иммиграция из Европы и Африки; в XIX в. значение приобрела иммиграция из Азии, главным образом из Индии и Китая.

В начале колонизации понятие "индеец" служило для обозначения местного уроженца, "испанец" и т.д. был пришельцем из Европы, "негр" - привезен из Африки. Ситуация усложнилась, когда у добровольных пришельцев из Старого Света стало появляться потомство. Потребовались новые понятие и термины для подчеркивания нового свойства людей - нового места и условий рождения и жизни. Сложилось несколько способов обозначать эту новизну. Конечно, в течение некоторого времени для потомков испанцев, португальцев и прочих употреблялись те же наименования, что и для их родителей ("испанец" и т.д.). Затем чаще стали употреблять выражение "уроженец такого-то места" (города или местности). Эта форма долго использовалась как название и как самоназвание, хотя наравне с ней потомков выходцев из той или иной метрополии продолжали называть (в особенности власти метрополии) по названию соответствующей метрополии - испанцами, англичанами и т.п. Указание на место рождения человека было функционально, так как уроженцы метрополии пользовались в колониях преимуществами, недоступными так называемым "белым" уроженцам колоний, не говоря уже об индейцах, неграх и смешанном населении (служба в регулярной армии, высокие гражданские и церковные должности и др.).

Достаточно быстро получило распространение (в романских языках) и особое слово для обозначения людей, родившихся в Америке и не бывших "индейцами" - "креолы" (с разными формами в разных языках). Креол — здешний уроженец, местный. Содержание понятия "креол" менялось во времени в разных частях Америки, но всегда служило для отделения одной части населения страны от другой (так, в XIX в. в Луизиане креолами называли белых потомков испанцев и французов в отличие от англоязычных американцев).

Таким образом, на раннем этапе колониальной истории в разных частях Америки сложились противостоящие одна другой большие группы населения. "Негры" и "индейцы" никак не идентифицировались с "испанцами", "англичанами" и т.д. Смешанные группы, хотя и занимали промежуточное, как бы переходное положение, не могли отнести себя ни к одной из групп - "родительниц" - главным образом по цвету кожи, соотносимому с социальным статусом, хотя некоторые элементы культуры могли быть общими.

Именно в этих промежуточных группах в первую очередь могла появляться потребность в осознании своего особого положения и в выработке нового самосознания. Когда подобные группы составляли компактное население определенных территорий, это самосознание приближалось, вероятно, к этническому, о чем говорят особые названия (сабины и др.). Другая линия сложения нового самосознания шла за счет обособления по территориальному признаку - уроженцы колоний, в том числе и потомки белых колонистов, осознавая новую реальность и свои, интересы, стали противопоставлять себя (или были противопоставляемы) уроженцам метрополии.

В XVIII в., вероятно, стала складываться практика определения места рождения людей не только типа "уроженец Сан-Пауло", "уроженец Виргинии", уроженец Гаваны" и т.д. (что было свойственно для раннего колониального периода), но и "паулист", "виргинец", "гаванец" и пр. К этому роду названий можно отнести наименование "мехикано" (поначалу индеец Мексики), "акадиец", "канадец" (франкоязычный житель Канады), "кубинец", "кубано" (житель г. Сантьяго-де-Куба). Эти названия и самоназвания отражают формирование региональных самосознаний, которые затем могли перерасти в этнические. Именно в таких, поначалу узких рамках, обычно ограниченных крупным городом и соответствующей провинцией, стал развиваться местный патриотизм, любовь к родине (не без влияния идей французского просвещения). Компонентом нового самосознания стала тяга к истории родины; появились первые истории городов и провинций, написанные их уроженцами. Развитию более широкого местного самосознания мешала Разобщенность местностей и регионов в колониях между собой, при этом каждая колония была связана, прежде всего, с метрополией, а в решении важных для нее вопросов нередко оставалась предоставленной самой себе.

По мере развития колоний усиливалось стремление их обитателей, в особенности состоятельных слоев, к независимости. Это стремление первоначально носило чисто экономический характер, так как мотивы борьбы за культурную или этническую самостоятельность отсутствовали. Борьбу за независимость возглавляли люди, происходившие из верхних слоев и, следовательно, более всего связанные с культурой соответствующих метрополий (по языку, религии, многим обычаям и привычкам). Лишь позднее в эту борьбу были втянуты и низы, в том числи индейцы, негры, метисы и мулаты, сражавшиеся за свои социальные, групповые и личные интересы (свободу или расширение прав). Во многих странах имена освободительные войны, совместная борьба против тех, кто защищал интересы метрополии, способствовали единению различных расовых и этнических элементов и выработке общего самосознания в рамках новых нарождающихся государств. I

Около середины XVIII в. противопоставление интересов колоний метрополии мыслилось как имеющее континентальный характер. Это отразилось в названии уроженцев Нового Света - их стали называть "американцами"; так же они называли и сами себя. В испанских колониях хорошо прослеживается переход от понятия "американский испанец" к понятию "испанский американец". В данном случае от перестановки слов существенно изменился смысл: "испанец Америки" превратился в "американца", хотя и подчиненного Испании. В северных колониях Британии тенденция к объединению возобладала, и "виргинцы", "филадельфийцы" и другие остались «американцами», чему способствовало и название государства. В то же время в Испанской Америке верх взяли регионалистские тенденции, и новые страны, за редким исключением образовались на территориях ведущих провинций и получили названия по наименованиям этих провинций. По названиям новых стран стало именоваться проживавшее там население. Новые политонимы превратились со временем в этнонимы. Этот процесс имел в отдельных странах разную длительность, и его содержание имело некоторые отличия.

Изменения в сфере регионального и этнического сознания и самосознания населения Америки, которые часто не затрагивали аборигенов Америки, шли параллельно с трансформациями в материальной и духовной культурах, коснувшимися в той или иной мере всех групп колониальной Америки.

Выжившие после первых катастрофических потрясений аборигены в разной степени испытали воздействие европейской культуры. Те, что были насильственно подчинены, лишились возможности придерживаться прежних социальных форм культурных традиций - верховные вожди были уничтожены или низведены до положения послушных наместников, традиционные социальные связи нарушены, прежние боги заменены новыми. У тех, что остались независимыми или полузависимыми, культурные трансформации определялись, прежде всего, интенсивностью взаимодействий с европейцами и их потомками.

Северные лесные охотники в обмен на свои товары получали огнестрельное оружие и снаряжение, орудия труда, предметы утвари и украшения. Аборигены иногда заимствовали у пришельцев элементы одежды и обуви. Приемы же и способы охоты, а также другие виды традиционной культуры и деятельности оставались прежними. Охотники североамериканских равнин и переселившиеся туда с востока земледельцы, освоив использование привезенных в Америку лошадей, выработали новый тип хозяйства. Лошадей стали применять не только для езды и перевозки грузов, но и для охоты на бизонов. Орудия и способы охоты изменялись медленно, хотя со временем вместо луков стали пользоваться ружьями. Все же довольно долго преобладала охота загоном, при которой стадо бизонов направляли к обрыву, в овраг либо в лощину, где добычу поражали из луков, копьями или дротиками. Получила развитие также охота на пушных зверей. Потребности в растительной пище по-прежнему обеспечивало собирательство. Сходные трансформации в образе жизни имелись и у обитателей равнин Южной Америки.

Земледельческие народы южноамериканских тропических лесов оказались силу природных условий более защищенными от проникновения новых элементов материальной культуры, в особенности от распространения культурных растений, колеса, лошади, хотя огнестрельное оружие и некоторая металлическая утварь проникли туда довольно рано. Земледельцы других регионов со временем восприняли некоторые растения Старого Света, а также орудия для их возделывания, среди них и рало, и транспортные средства - тяжелые двухколесные повозки, запряженные волами, в том числе. Укоренились и некоторые модели европейской одежды или ее отдельные элементы.

Европейские завоеватели и колонисты смогли принести в Америку лишь часть своего культурного багажа, но господствующее положение и личная свобода позволили им возобновить прежнюю культуру в Америке в большей мере, чем другим иммигрантам (наиболее сильным ограничительным фактором являлся, пожалуй, природный). На первых порах европейцы были вынуждены пользоваться местным пищевым сырьем, часто и приготовленным по местным нормам. Столь же часто они пользовались жилищем, построенным местными жителями на свой манер. Пришельцы воспринимали в первую очередь то, чего они не имели с собой - некоторые элементы одежды на севере (в частности глухая меховая одежда, мокасины), по-особому приготовленная пища - пеммикан, касабе (маниоковые лепешки). Европейцами были освоены многие местные культурные растения, которые затем широко разошлись по многим районам мира: картофель, маниок, маис, томаты, подсолнечник, земляной орех, какао, стручковый перец. В свою очередь в Америку были привезены и получили там распространение, в зависимости от условий среды, пшеница, рис, цитрусовые, бананы и многие другие, а несколько позже и корнеплоды из Африки и Азии, а также сахарный тростник, кофе и пр. Ряд этих растений восприняли аборигены.

Африканские рабы были лишены возможности сколько-нибудь полно воспроизвести в Новом свете ту культуру, что им была свойственна в Африке. Жизнь рабов строго регламентировалась, их хозяин определял, что им есть, во что одеваться, чем работать. Во многих районах Америки рабы имели возможность возделывать небольшие участки земли. На них они выращивали местные растения. Затем из Африки были завезены корнеплоды, которыми стали питаться не только африканцы и их потомки, но и другие беднейшие слои населения.

Все приведенные выше данные говорят об интенсивности смешения элементов материальной культуры у населения Америки в колониальный период. В наибольшей мере оно характерно для тех групп, которые имели смешанное этническое и расовое происхождение. Примером может служить бразильское кабокло. Их система подсечно-огневого земледелия была, несомненно, индейской; однако они выращивали как местные, так и европейские культурные растения; они также разводили некоторых домашних животных европейского происхождения. Они делали муку из маниоки на индейский манер, травили рыбу ядами, известными индейцам, но также ловили ее сетями европейского типа и на металлические крючки. Они пользовались ружьями наравне с луками, знали собирательство, навыки которого унаследовали от аборигенов. Кроме того, кабокло пользовались гамаком и владели индейскими способами изготовления плетеных изделий.

В духовной жизни процессы межкультурных взаимодействий протекали неодинаково в католической (во владениях Испании, Португалии и Франции) и протестантской (на землях, захваченных главным образом Англией) областях колонизации. В испанских, португальских и французских колониях развернули свою деятельность миссионеры различных католических орденов, и католицизм стал силой навязываться аборигенам. Тем не менее, прежние верования не были вытеснены целиком. Более того, через смешанное население многие элементы индейских верований проникли и в другие слои населения, особенно сельского. Во многих областях Латинской Америки сложились разнообразные формы религиозного синкретизма, для которых характерны элементы различного происхождения.

Во владениях католических держав власти пытались обратить в католицизм также и негров-рабов. Но дальше крещения и присвоения им христианских имен, в особенности в сельских районах, дело обычно не шло. Свободные негры и мулаты в городах имели возможность посещать церковь вместе с белыми; в некоторых случаях они и сами основывали церкви. В период расцвета рабовладения, приблизительно с конца ХУШ в., негры-рабы в испанских колониях получили право создавать свои ассоциации по этническому признаку, во главе которых обычно стояли свободные негры той же "нации". Там им разрешалось (под надзором церковников) собираться, чтобы, как писали современники, отмечать праздники "на свой манер". В дни этих праздников, привязанных к католическому календарю, негры получали возможность поклоняться своим прежним африканским божествам и приветствовать их литургическими песнями и танцами. Многие божества африканского происхождения получили, помимо прежнего, новое, католическое имя; при этом одно и то же божество могло иметь женское (Санта-Барбара) и мужское (Чангб) имена. В португальской Бразилии и французской Сан-Доминго к африканскому пантеону добавились многие божества ("святые") местного происхождения.

В английских колониях многочисленные и разнообразные протестантские церкви не стремились обращать в свою веру ни аборигенов, ни негров-рабов. Однако свободные негры и мулаты вынуждены были придерживаться ценностей господствующего общества, в том числе и в религиозной сфере. В свою очередь негры внесли определенный вклад в фольклор (сказки о братце-кролике, братце-волке и др.), музыкальное и танцевальное творчество остального населения.

Захват Америки разными государствами и колонизация ее массами населения разного этнического происхождения породили разнообразные языковые изменения у участников этих процессов. Прежде всего, значительно сократилось то "языковое пространство, на котором прежде обитали носители местных языков. Многие аборигенные группы утратили свои традиционные языки, перейдя на язык завоевателей и колонистов. В индейские языки - вместе с новыми явлениями проникли новые слова и выражения. Некоторые их языки стали средством общения между представителями разных этнических групп, например язык кечуа для многих андских народов. В Парагвае язык гуарани стал единственным средством общения в иезуитских миссиях; в остальной части страны, где официальным языком, как и в других испанских колониях, служил испанский, большая часть населения говорила на гуарани. Иезуиты сделали язык гуарани письменным. Нечто подобное имело место в русской колонии на Алеутских островах - там была создана письменность алеутов, составлены грамматика и словарь алеутского языка. Надо отметить, что во многих местах языки коренных народов стали изучаться пришельцами, в особенности католическими миссионерами, которые создали и первые классификации индейских языков.

Разноязычные африканские рабы в Америке разговаривали между собой на языках, называемых "пиджинами" или "торговыми", для которых свойственны упрощенный грамматический строй и словарный фонд, почерпнутый из разных европейских, африканских и индейских языков. В некоторых случаях пиджины стали устойчивыми языками, которые передавались из поколения в поколение и превратились, таким образом, в языки, называемые "креольскими". В разных колониях основами таких языков, пиджинов и креолей, послужили разные европейские языки; иногда они имели особые названия. В тех местах, где креоли не образовались, а потомки рабов перешли на язык господ, участие африканцев в языковых процессах привело к существенным изменениям в соответствующих языках (примерами подобного рода процессов могут служить английский в США и испанский на Кубе).

Проникновение в европейские языки слов из индейских языков было обусловлено тем, что в Америке выходцы из Европы встретились со многими явлениями, неизвестными им дотоле — местной флорой и фауной, бытовыми предметами, общественными институтами и т.д. Такого рода слова разного происхождения, сначала антильского, затем мексиканского, андского и другого, распространились широко по Америке вместе с конкистадорами и даже попали в Старый свет (маис, гамак, касик-вождь и многие другие). В европейских языках появились так называемые американизмы - слова, непонятные для носителей этих языков, живущих в Европе. В этих же языках в Америке были слова, свойственные жителям той или иной ограниченной местности. Появились и отличия в манере произношения некоторых звуков и в интонации.

В Америке языковые изменения и формирование нового этнического самосознания не были строго взаимосвязаны. В большинстве случаев новое этническое самосознание сформировалось у носителей прежних языков, а новые языки за редкими исключениями не стали языками новых этносов.