5. Архетип здоровья и личность

Применение такого понятия, как архетип, необходимо потому, что только оно передает самые общие, транслируемые бессознательные, формальные (но не содержательные) характеристики универсально-постоянных начал в человеческой природе. Изучение психологических сторон мифотворчества показало, что ядро архетипа выражается метафорами, но никогда этим не исчерпывается. 263

Следовательно, архетип здоровья — еще не здоровье, но его предпосылка, благодаря которой в жизни людей развертывается бесконечное множество метафор-проявлений здоровья. Потому не может быть резких граней между здоровьем и болезнью. Естественно-медицинское понимание этого состоит в признании того, что лишь стойкое нарушение гомеостаза является болезнью. С культурологической точки зрения размытость грани между здоровьем и болезнью обусловлено тем, что последняя иногда может выступать благоприятной метафорой самотождественности личности. Простые примеры недомогание от голода или спортивных нагрузок, дискомфорта закаливания укрепляют цельную психофизиологическую самотождественность. Концепция болезни как блага получила особенное развитие в индийской медицинской мысли. Гомеостаз организма всегда нарушен Это то, что у фольклористов под воздействием Владимира Проппа получило название «первичная недостача», которая требует действий по обретению ценностей. В этнологии здоровья первичная недостача выражается в потребности здоровья как природной ценности — в интенции здоровья. Архетип здоровья ориентирован на внешний мир. Этот мир — начало и конец существования организма. Из внешнего мира приходит жизнь и туда же уходит. Жизненный путь человека — отрезок на пути этого круговращения. Для индивидуального организма жизнь существует до него и после него. Следовательно, нормальный жизненный путь человека — это сумма метафор болезни и смерти. Архетип здоровья трехчастен не в смысле структуры, а как последовательность, где жизнь соседствует с двумя пограничными состояниями — пренатальным и танатальным. Ближе всего эта последовательность не к пространству, а к времени, течение которого непрерывно, поэтому архетип бесконечен. Конечность индивидуальной жизни в архетипе здоровья преодолевается появлением потомков. У гвинейских киси мужчина только тогда переходит в старшую группу «симбано», когда у него появляется первенец и с достижением зрелости ребенок становится «ванапоно кара» — крепким, зрелым. Эта идея представлена с разной четкостью в любом этнографическом материале. И совершенно однозначно повсюду свидетельством здоровья женщины являются ее детородные способности 264

Есть определенное колебание в архетипе здоровья между временным и пространственным полюсами. В индустриальном обществе несомненно архетип опространствен есть зоны отдыха, курорты, водные источники, туристические маршруты и больницы как места, где «возвращают» здоровье. В традиционалистском обществе такие явления тоже известны, например, почитание водных источников или определенных скал как мест, дающих ресурсы здоровья. Но и в этих двух объектах природы заложена идея текущего или свернутого, спрессованного времени. К архетипу здоровья восходит такой вид опространствования жизни, как представление о загробном мире («том свете»). Представления о загробном мире неплохо изучены, но на их связь с представлениями о здоровье внимание не обращалось. В загробный мир ведет длинный путь. Иногда принято умершего везти на кладбище на лошади даже если оно недалеко расположено. Такие обычаи объясняются страхом перед покойником. Этот страх обнаруживают даже у австралийских аборигенов, которые сразу после погребения на стоянке все сжигали. Но этнографии известно много примеров отсутствия страха перед мертвым телом. Те же австралийцы целыми часами бегали в кустарниках с трупом. Это делалось для того чтобы покойник потеряв ориентацию, не нашел пути обратно. В этом все дело. В любом обществе предпринимаются всяческие меры, чтобы покойник не вернулся связывают ноги трупа, выносят таким способом, чтобы он не смог войти моют, чтобы он не смог преодолеть водный рубеж, нарушают цельность его тела, воздвигают склепы и стены вокруг могил и т.п. Основная идея мертвый должен быть недвижим, ибо движение есть предикат живого и здорового человека. Но мертвый — уже закончивший свои соматические трансформации («нарушение гомеостаза») — «здоров». Поэтому например в северорусском заговоре говорится: «Как у мертвых зубы не болят так бы у меня зубы не ныли». Другой заговор — диалог с месяцем: «На том свете был» — «Был» — «Мертвеца видел?» — «Видел» — «У него зубы не болят ?» — «Нет» — «Так бы не болели и у меня раба божия ». При разных болях старались коснуться покойника, тогда перейдут к живому завидные качества мертвого. Австралийское племя мурнгин считает без обиняков что лекарь каким то особым способом получает у мертвеца уменье лечить. На Кавказе и в Средней Азии касались руки

265

усопшего для восприятия всяческой благодати. Где же страх перед умершим в таких действиях? Мертвый дает здоровье и выступает гарантом благополучия. Дело, конечно, не в свойствах умершего, а в том, что его состояние, состояние смерти, считается наполненным здоровьем. Архетип здоровья, который развертывается из состояний болезни и смерти в сторону жизни, подтверждается другим этнографически важным явлением — обрядом инициации. В последовательности этапов возрастной инициации (их выделяется до пяти) сохраняется основная трехчленная структура, выделенная еще Арнольдом Ван Геннепом: 1) отделение инициируемого от общества, 2) его маргинальное (между жизнь и смертью) состояние и 3) аггрегация в общество. Примечательно, что Ван Геннеп этой временной последовательности придавал первейшее значение: действительно, пространственное удаление инициируемого — лишь технический прием особого временного состояния. Исследования после Ван Геннепа установили, что пребывание в маргинальном состоянии, которое сопровождается всевозможными мучениями, ритуально осмысляется как смерть ради последующего возрождения инициируемого. У австралийских аборигенов ритуальное посвящение в лекари аналогично возрастной инициации. Посвящаемому делают мучительные надрезы на коже. Затем, по сценарию посвящения, дух пронзает инициируемому голову, вынимает у него внутренности и дает новые. Возрастная инициация в аспекте нашей темы — это обработанная модель умирания ради жизни. Существенны следующие ее моменты:1) уход инициируемого из «культуры» в «природу»; 2) вмешательство авторитетного лица — руководителя обряда; 3) болезненные операции на теле; 4) обретение нового тела. Положение инициируемого, приближенное к природе и отличающееся потерей всякого статуса, деструктуризацией его личности, было названо В. Тэрнером лиминальным (пороговым). Такая деструктуризация личности соответствует той хаотической форме реальности, в которой эта последняя требует здоровья (предадаптация) от индивида. Поэтому возрастную инициацию мы можем рассматривать аналогом архетипа здоровья. Очевидно, и возрастная инициация, и архетип здоровья — совершенно особые способы поддержания жизнедеятельности человека, отличающиеся от всех средств культурной

266

параллельной изменчивости по глубине ликвидации нарушения гомеостаза организма. И эта глубина действия обязана теснейшему включению в жизнедеятельность природного фактора, что происходит благодаря деструктуризации личности и отношению к природе как к хаотическом началу. Именно таким обращением к природе отличаются народные средства лечения, где представлены неиерархичность, взаимозаменяемость этих средств. Эта картина прямо противоположна описанному Клодом Леви-Стросом сеансу шаманского лечения у южноамериканских индейцев. В данном лечении лекарь-шаман перевел страдания больной в ее сознании в мифологический сюжет, где действовали духи-недеганы. Здесь симптомы болезни стали означающим, мифические персонажи означаемым, физиологический уровень переведен в мифологический. Природа человека была включена в культуру, и больная почувствовала облегчение. В отличие от такой ситуации нормальная жизнедеятельность здорового человека отличается постоянным присутствием природного начала. Можно привести множество примеров тому, что здоровье воспринимается как терпимый беспорядок. Для этого не нужно даже прибегать к сложной натурфилософии народных представлений. «На легкие простудные заболевания сургутяне не обращают внимание», — читаем мы о русских Сургугского уезда в статье 1900 г. «Ушиб или укус у новогвинейских гими не считается болезнью», — констатирует их исследователь. Болезнь начинается тогда, когда возникает угроза жизни. В традиционалистских представлениях она не только нарушение физиологических процессов в организме, а потому частное, хотя и неприятное явление. Здесь болезнь свидетельствует об особом изменении мироустройства, которое опасно своей устойчивостью, своим порядком, обратным нормальному ходу вещей. Этим своим порядком болезнь опасна, так как ее появление — угроза той смерти, после которой нет возрождения. То состояние недомогания, которое в научной медицине называется предболезнью или стрессом, в традиционалистском обществе воспринимается как состояние, приближенное к кончине, в противоположность медицинским концепциям, где это состояние находится еще в пределах здоровья. Поскольку болезнь — проявление особого порядка в мироздании, постольку существует постоянная вероятность заболеть. Всеобщность порядка болезни и есть основа той пандемии страха,

267

которую отмечали многие исследователи, особенно в первобытных обществах. Внедрение болезни, будь то через вредоносность духа, порчу колдуна и т.п., — это уже технический вопрос. Несомненно, что устойчивость в современной научной медицине «экологической» модели является отнюдь не просто инерцией, а касается общечеловеческой мыслительной универсалии. Такого рода универсалии слабо осознаются. До сих пор мы больше характеризовали тот вектор, которым архетип здоровья направлен на внешнюю среду. Но начало этого вектора — в личности. Причем именно в целостной личности, которая не могла не существовать и на самых первых ступенях человеческого общества. Личность, отличающаяся от других своими вкусами, ориентациями, познаниями и мастерством, столь же характерна для общества австралийских аборигенов, как и для нашего. Следует признать, что здоровье с точки зрения личности иная вещь, чем здоровье организма. Собственно, это вытекает из определения здоровья как физического, психического и социального комфорта. Большой этнографический материал подтверждает эту мысль. И те факты, на которые мы уже ссылались, говорят, что ущерб, наносимый организму, не считается болезнью до тех пор, пока не затронуты основы личности. В последнем случае при покушении на целостность личности, например в случае колдовства или сглаза, последствия бывают катастрофичны. Марсель Мосс в свое время посвятил этому вопросу специальную работу, где он рассмотрел роль коллективного внушения, ведущего к смерти в архаических обществах австралийских аборигенов и маори Новой Зеландии Мосс привел факты, характеризующие большую физическую выносливость аборигенов Австралии у них удивительно быстро зарастали раны и сращивались переломы, они спокойно переносили боль, а родившая женщина уже через несколько часов могла с новорожденным отправиться в поход. Но человек, считавший себя околдованным, погибал через сутки. Так же быстро умирал здоровый человек, когда узнавал, что нарушил пищевое табу Мосс сделал вывод, что в архаическом обществе ритуальная жизнь более прямо и непосредственно связана с жизнью тела, чем у нас. Здоровье — потребность целостной личности, обособленной от частных потребностей. Поэтому здоровье выступает условием всех других потребностей. Желание личности быть здоровой выше

268

ее частных и эгоистических потребностей, поэтому в архетипе здоровья заложена глубокая общественная предпосылка. И эта общественная сторона архетипа здоровья стимулирует осознание потребности в здоровье. Индивидуально-личностное отношение к здоровью эмоционально окрашено и выступает как ценностно-волевой и мотивационный фактор — интенция здоровья Интенция здоровья находится в мотивационно-волевой сфере личности. Она представляет собой индивидуальную реализацию архетипа здоровья. Интенция здоровья в традиционных культурах выражается в постоянном по разным поводам пожеланием здоровья себе и людям. Она сопровождается эмоциональным подъемом, часто выраженным внутренней речью, имеющей адресата (божество) или такого не имеющей, и заключается в императивной фразе со смыслом «да будет», «пусть » Интенция здоровья может проявляться аутогенно или под внешним воздействием, например со стороны знахаря.