1. Преодолевание токсикоза культуры

Закономерно задать вопрос: «Можно ли представить развитие культуры как самодвижение не в смысле раскрытия изначальной идеи или образа, а в смысле порождения самих идей и образов?». Если так обозначить проблему, то ее названием явится культурогенез. В нем мы получим хотя бы на мгновение твердую почву под ногами, ибо за любой идеей всегда можно обнаружить другую и принять эту другую за исходную. Культурогенез — это не филиация идей, а само их порождение из безыдейности, из еще не отрефлексированного бытия.

Очевидно, чтобы раскрыть сущность культуры как постоянно идущего процесса, следует прежде всего обратиться к современности. Будем надеяться, что доступность современной культуры для наблюдения дает возможность обратиться к творческим ее началам, к появлению нового как такового. Но как вообще возможно новое, если культура — целостный монолит? Значит, есть в теле культуры такие места, где путь свободен для нового. Незавершенность любого явления культуры и есть ее родильное место. Исходная недостача — одно из самых сильных открытий фольклористики, сделанное Проппом на материале волшебной сказки. Первоначальное, архетипическое представление о божестве (например, у австралийских аборигенов) связано с тем, что оно мыслится чего-либо лишенным. Вот почему в народных верованиях считается, что если отобрать что-либо у духа, то он вынужден будет служить человеку, о чем говорит даже современный фольклор Божба кровью, ногтями или внутренностями Христа — это и есть указание на потенциальную силу неполноты. В магии кавказских или среднеазиатских народов надо отрезать волосы у духа-женщины, чтобы заставить ее исполнять свои желания 297 Наиболее прозорливые из культурологов, обращающихся к современности, осознают не «компоненты», не «структуры» культуры, а ее культурологическую динамическую сущность. Не случайно Владимир Библер говорит о «распаде культурного атома». Владимир Никитин — об «атомарностях культуры» как о ее определяющей черте. Конечно, этот мыслительный толчок идет еще от возражений Бахтина структурализму, от его указаний на «стихию первоначального бытия». Выявленная культурологическая атомарность не новость для этнологии. Здесь давно уже сакральностъ, т.е. мыслимая полнота бытия, обнаружила свою опасность и стала другой стороной табуации — отстранения от сакрального, огораживания его и атомизации. Одна из глубоких религиозных идей человечества состоит в представлении о том, что сакральное загрязняет, поэтому оно и табуируется. Сакральному противостоит профанная обыденность, где прорастает культура, как трава сквозь щели в камнях. Загадочность этой повседневной неприметной жизни, слабо ритуализованной и канонизированной, в том, что она несет на себе культурогенные родильные места. Теперь следует сказать о среде культуры. Под нею надо понимать не «все накопленное человечеством», а тот аспект окружающего мира, который несет культурогенный потенциал. Среда культуры активна, она обладает принудительной силой Предложенное понимание среды культуры близко к идее Библера о современной культуре как о «причащении культурой». В этом смысле культура, действительно, оказывается в диалоге сама с собой. Введем еще одно понятие, развивающее средовую концепцию культуры — культурный токсикоз. Осознание чего-то неладного в культуре констатируется сейчас часто. Вообще стало модным говорить о кризисе культуры. Это справедливо только в первом приближении к проблеме, но неверно в целом, ибо в кризисе находится только некая часть культуры, какой то ее аспект. Информатика, кинематограф медицина и т.д. вне кризиса. Кризисность кроется там, где утвердилась тотальность. Так можно говорить о кризисе всей техногеннои цивилизации или так называемой западной культуры. Токсикозом культуры следует считать такое состояние ее компонентов, когда они метафорически уравниваются в своей потребительской необходимости. Тотальность порождается потребительством 298 Комфортная «западная культура» являет собой тот самый слипшийся ком, который трудно поддается членению на первичное и вторичное, на более необходимое и менее и который усилиями уже не одного поколения моралистов пытаются откатить в сторону. Здесь не все так безнадежно, и об этом мы скажем ниже. Мерабу Мамардашвили принадлежит важнейшая культурологическая идея об образе, «параллельной реальности», который начинает в виде мотивации воздействовать на исходную реальность. В таком образе Мамардашвили предвидел и нереальные черты. Назовем его «образом нереальности», в котором обнаруживаем знакомые уже черты, странные какие то впадины и выпуклости, вроде мифов об инцесте, понятия о письменности задолго до ее реального использования, странные фобии человечества с его неискоренимой верой в драконов, непонятую роль маски, не говоря уже о мистериях, суевериях и прочих маргинальных для науки краях. В чем функция «образов нереальности», которыми так богато фольклорное прошлое? «Образы нереальности» спасают культуру от токсического слипания ее компонентов. В них не нужно искать ни отображения реальности, ни миф наррацию. «Образы нереальности» параллельны реальности и тем самым маркируют не завершенность самой этой реальности. Это вектор будущего развития реальности. Необязательно «образ нереальности» фантастичен. Возьмем идею города В палеолите еще было далеко и до производящего хозяйства, и до общественного разделения труда. Но идея города уже мерцала в огромных с четкой планировкой поселениях. И изысканные концепции времени той же палеолитической поры — вне потребностей. Письмо как один из важнейших «образцов нереальности» уже заявляло о себе в тех же началах истории фантастическими образами вообще переполнена память человечества. А дракон, макрообраз времени и пространства, конденсирующий в себе и идею протогорода (змей дракон основывает города), и идею письма (он принес это искусство людям в Шумере и Древнем Китае) — общечеловеческий «образ нереальности». Мы назвали видимые, ощутимые, канонизированные «образы нереальности», воплощенные в феерии мифов. Есть образы не столь ощутимые. В японском саду камней один (пятнадцатый) остается невидимым — как бы ни становился наблюдатель. В 299 античной традиции это образ Диониса он появлялся только тогда, когда актер надевал маску с большими глазами и говорил: «Я пришел». Названные примеры только визуальны и поэтому не обросли сказочными сюжетами, что случилось с более древними и поэтому более полифункциональными «образами нереальности». Остались ли мы, современные люди, разуверившиеся не только в мифах древности, но и в благородной нелепости Дон Кихота, в страсти леди Макбет, в бесах Достоевского, без «образов нереальности» ? 2 бездомность и свобода девушек Авторы, пишущие о современной молодежной культуре, по-видимому, все еще находятся в шоке, вызванном тем, что у этой культуры оказались свои ориентиры, под которые она структурируется независимо от культуры других возрастов. В сущности, результат изучения молодежной культуры свелся к констатации того, что этот возраст не есть только подготовка к более «полноценной» взрослой жизни. Но дальше такого положения дело продвинулось мало. Труды по данному вопросу состоят из описаний компонентов молодежной культуры социального протеста и асоциального поведения, половых проблем, роли психотропных средств и т.п. Этнология, во многом зависящая от пульса западного общества, также мало что сделала в познании обособленных ритуалов и ценностей молодежной страты у народов мира. Однако сам по себе имеющийся материал огромен. Если взять только девичество, то можно перечислить множество странных обычаев, суеверий, сказочных образов и мифологических персонажей вроде дев воительниц и девственной Артемиды. Конечно, и в самой народной традиции все, что относится к девушке, часто бывает скрыто тенью мужских институтов — жениха, брата или отца. Высветлен более или менее образ девушки—дочери или сестры. Ее привязанность к брату или к отцу выражается прежде всего в труде во имя их блага. С позиции мужской идеологии женщина вообще должна быть ограничена кругом домашних работ. У американских индейцев (чироков) женщину обозначают словом, смысл которого — «та, которая готовит пищу». Аналогии можно найти во многих других языках и культурах. Выход девушки замуж часто воспринимается как потеря рабочих рук 300 Девочка раньше, чем мальчик, начинает вносить свои вклад в семью, разделяя заботы с матерью. Тогда очевидно, что не из сферы труда девушка обретает свои высочайший нравственный статус, интуитивно улавливаемый и оцениваемый фольклором любого народа. Происхождение образов безбрачных. Великих матерей, хозяек зверей, породительниц домашних растений и животных, основательниц ремесел остается неясным. Образ рожающей девственницы в христианстве вознесен до уровня Богоматери. Все, что обусловливает нравственный статус девичества и культовое к нему отношение, заложено парадоксальным образом в народной эмбриологии, включающей представления о родильных свойствах девушки. Прежде чем перейти к изложению интригующего последнего обстоятельства, подчеркнем в статусе девушки ее слабую связь с домом — ее внедомность. Это только замужняя женщина вся чески — и хозяйственно и ритуально — связана с домом. Но не девушка. Действия девушки с момента полового созревания направлены к дверям, к воротам, во внешнее пространство. Цвет ник перед домом, устраиваемый девушкой на Украине или в Белоруссии, знак того, что она готова выйти замуж и покинуть родительский дом. О том же состоянии девушки у народов Северного Кавказа, например чеченцев, свидетельствует подметание участка перед домом. Девичьи игры на Руси (без участия парней) проходили на открытом пространстве вне дома, в роще, на лугу. Весенние девичьи игры предусматривали хождение по льну и катание («чтобы он лучше рос»), поедание яиц. Такие обряды принято считать магией плодородия. Но мы сейчас отмечаем только сам факт внедомности девушки. И недаром при гадании о суженом у восточных славян на святках девушка бросает башмачок за ворота. Несомненно, что, оценивая внедомность девушки как черту ее ритуального статуса, мы должны учитывать ярко выраженную тенденцию замужней женщины к полному слиянию с домом. Такое резкое различие положении девушки и замужней женщины примечательно, и его надо постоянно иметь в виду. Быть может, ритуально бездомный статус девушки несет в себе смутное указание на ту эпоху в жизни человечества, когда дома еще не было. Во всяком случае в структуре современной молодежной культуры проявляются древние общественные институты 301 Дискотека напоминает «мужской дом», где у народов с архаической культурой постоянно живут мужчины, у которых гостят девушки фактор этой девичьей свободы, по-видимому, главный для молодежной культуры и нашего времени, которое все больше выявляет исконно человеческую общественную и ритуально-мифологическую самостоятельность женского пола. К кому же все-таки направлены действия девушки и что является причиной ее внедомности? Для человечества основными загадками мира извечно остаются те, которые касаются его самого. Одна из главнейших — порождение человека Древний каменный век решал эту проблему, оставив на стенах пещер изображение быка рядом с женщиной. В толковании этого сюжета мысль многих ученых не отходит от концепции тотемизма, или «культа» быка, хотя уже давно и тотемизм, и культы животных стали в науке расплывчатыми понятиями. Не вдаваясь в критику тотемизма и зоолатрии, отметим в отношении палеолитических парных изображений женщины и животного следующее. Каково бы ни было мировоззрение древнего человека, ясно, что изображенная с быком женщина не нуждается в мужчине. Иначе говоря, она символически находится во внебрачном, т.е. девическом, состоянии. В отношении мужчины она самодостаточна. В еще более древнем изобразительном материале, чем обсуждаемый позднепалеолитический, мы находим ритмизованные женоподобные фигуры (клавиформы — ряды вертикальных черточек с утолщением-грудью в верхней части). Это усиленная ритмом идея безмужних девических фигур, рядом с которыми нет места образу мужчины. Мировой этнографический материал показывает, что такая реконструкция девичества для археологического прошлого правильна. Сошлемся на кавказский пример, где девственница находится в особых отношениях с быком. Так, в Дагестане семья, удостоверившаяся после свадьбы, что невеста была девственной, жертвует населению всего квартала быка. В древних свадебных обрядах на Кавказе жених вступал в половое общение с невестой на шкуре быка. В полевой работе на Кавказе в 1980-х — начале 1990-х гг. мне приходилось наблюдать ввод невесты в дом жениха по шкуре, положенной перед входом. Мифология древних народов доносит сюжеты о соединении быка с женщиной Сошлемся на шумерского бога луны Сина (Суэн, Нанна), у которого есть супруга Нингаль В этой версии 302 Нингаль выступает в образе коровы, и ее союз с быком порождает плодородие города Ура. С точки зрения истории религиозных идей, образ такого быка должен передать концепцию жизненного начала (души). Не случайно еще в XIV в. до н.э. в Нубии изображение рогов быка, между которыми были помещены человечки, заканчивалось изображением кистей рук — в древнем Египте иероглиф душевного двойника человека. Идея такого двойника — итог долгого развития теологической мысли. Иероглифика показывает воздетые в молитве руки, направляемые к божеству. В упомянутых исходных палеолитических клавиформах — двойник человека, сам человек, целый строй таких двойников. Бычьи рога с кистями рук — указание не только на человеческого двойника, но и на двойника — сексуального партнера, причем обозначенного позицией сверху, которая наполнена сексуальным и небесно-мифологическим содержанием. Бык сопровождает женщину в палеолите, в неолитическом Чатал-Хуюке, в языческих верованиях, в том числе и у восточных славян. У последних бык служит воплощением божества плодородия. Рода, связанного с луной. Но повсюду бык — только знак, только визуальный заместитель небесного сексуального партнера безмужней женщины — Луны. Почему бык ассоциировался с нарастающей и убывающей Луной — целая научная проблема, могущая нас увести в сторону. Отметим только, что в огромной евразийской зоне (от Западной Европы, Передней Азии и до Восточной Сибири) бык так или иначе символизирует периодичность времени: сезоны года, месяцы, нарастание и убывание Луны. Раздвоенность его копыт и луноподобие рогов сыграли, конечно, свою роль Но дело, очевидно, сложнее — с палеолита бык стал знаком половой деятельности безмужней женщины-девушки, в частности, периодических кровотечений.