8. Бахтин и проблема народной культуры как предмет исторической этнологии

Обращаясь к народной культуре, Михаил Бахтин применил междисциплинарный подход. Он показал, что для народной культуры характерна установка на амбивалентность выражаемых аффектов. В дальнейших рассуждениях мы за основу берем это открытие Бахтина, которое позволило ему построить теорию биовитальной телесности как концептуальной рамки празднества. Разоформление и трансформации аффектов представляют собой различные стороны синтагматического распада, т.е. процесса не развития, а бесконечного становления. Динамика аффектов противоположна жесткости ритуала. Ритуалы, входящие в состав календарных обрядов, в обряды жизненного цикла и даже в окказиональные обряды, исполняются с принудительной неотвратимостью. Ритуальная структурированность морфологична по отношению к обволакивающей их амбивалентности аффектов. Последние образуют целевые рамки народной культуры.

Объемлющая роль аффектов по отношению к обрядовой содержательности — суть народной культуры как историко-этнологического объекта. Такой роли аффектов мы не наблюдаем в самой глубокой архаике аффекты тогда были содержанием, а не формальной рамкой праздника. Так, празднику австралийских аборигенов присуща всеобщая, однозначная радостность, но не динамическая амбивалентность, открытая Бахтиным в народной культуре. Иначе говоря, в архаике аффективная жизнь асимметрична: либо господство безграничной веселости на празднике, либо пандемия страха в повседневности.

58

В целом следует рассматривать народную культуру не как собрание раритетов и пережитков прошлого и не как маргинальное поле господствующей официальной культуры с ее иерархизированными структурами. Народная культура представляет собой самостоятельное явление, основанное на коммуникативных принципах мыследействия, ограниченных аффективными рамками. Нрав — типичная поведенческая структура в народной культуре, характеризующая личность.

Амбивалентность аффектов образует однородное самоценное пространство, для которого характерны морфологические жесткости культуры. Поэтому для народной культуры праздник является ядерной формой жизнедеятельности, а не довеском к повседневности будней. Праздник несет в этой культуре смыслопорождающее начало, гаснущее в трудовых процессах, отличающихся, как и ритуал, своей принудительностью. Но народная культура тем не менее и эти процессы насыщает своей праздничностью. Ментальность праздника объективируется в повседневности через знаки достоверности вещного мира. Поэтому праздник, точнее празднество, как феномен культуры выступает ментальным потенциалом повседневности.

Праздник — это максимальное выражение телесности. Тело не только дает выразительные средства языку праздника, но сам праздник образует самостоятельное «тело». Тело человека и тело праздника взаимодействуют в гомогенном пространстве аффектов. Таким образом, последние являются тем, что можно назвать признаком-условием народной культуры.

Аффективная праздничная телесность целостна, что отличает ее от разъятого, гротескного тела, ставшего на празднике выразительным средством — морфемой праздника. Здесь архаическое восприятие тела, состоящего из отделяемых органов, дало морфемы новому явлению — народной телесности. В народной культуре телесность доведена до уровня таксономической целостности. Такая телесность занимает присущее ей место и самодостаточна. Телесная целостность в таксономическом качестве становится морфемой всей культуры. Это уже аспект не индивидуальной жизни человека, а историке этнологического бытия. Целостная телесность небезразлична для культуры, она необходимейший ее элемент, т.е. морфема. Поэтому культура порождает механизмы для обеспечения телесной целостности.

59

Эти механизмы суть культурные институты — практика и традиция — будь то социальные роли, права и обязанности или же одежда, пища, жилище и прочие составляющие части защитного пояса телесности. В народной культуре удовлетворяются не схоластически выделенные потребности человека, но потребность его телесной целостности. В этом и состоит особенность народной культуры, скрывающаяся в тайне культурогенеза. Под ним следует понимать процесс постоянной реализации поиска связей между мирами идеального, ментального и реально-бытового, что придает всему процессу виртуально возможные черты.

Именно процессуальность как основу народного мышления предъявил нам бахтинский подход. Это тот самый тип деятельности, который ищет этнология в структурах народных традиций. Общий взгляд на метод Бахтина позволяет сделать вывод, что традиция есть концептуальная рамка мышления, схватывающая динамические механизмы порождения культуры. Это позволяет нам развивать бахтинскую теорию тела народной культуры, т.е. организмический (биовитальный) принцип мышления самой этой культуры. Это и есть витальная процессуальность структурно-морфологической организованности. Тогда морфогенез оказывается подчиненным жанру традиции, перекрывающей разрывы между историческими ситуациями эпох.