4. Распределительное время и топ традиции

Ход повседневного времени событиен, в нем тысячи, миллионы событий. Бывает, что человек ушибся или сломал бедро, но это не перелом бедра Иакова, потерпевшею поражение в борьбе с ангелом. Череда автоматизмов и непредвиденностей — сплошной синтагматический распад хартий, договоров и канонов. И в этом распаде торжествует реальность, факт-событие — это предикат реальности, а не эсхатологии, как в большом линейном времени. Повседневное время не линейно, но событийно и сферично. Вот у индейцев северо-западной Америки наступает весна. А это целая сфера топичностей: проход лосося, новое солнце, красный цвет и металл медь. И так распределяется все время.

Распределительное время можно предсказать по его топам-заменителям. Поэтому в традиционных обществах столь развита прогностика. Некоторые этнографы чуть ли не все «народные знания» сводят к приметам. Распределительное топическое время гораздо масштабнее. В его концепции, что положено делать в один момент, запрещено — вплоть до жестокой санкции — в другой. Это касается не только общего начала весенних или осенних работ, но и самых интимных сторон человеческой жизни. Каждый такой момент — событие. И Бахтин уловил это правило, говоря, что в народной культуре мир являет себя как событие, там нет бытия в его готовом виде. На индивидуальность события обратил внимание в своих поздних работах Леви-Строс. Распределительное время никогда не завершено, оно всегда в становлении. Это не линейное развитие. Оно в любой момент предполагает бифуркацию, выбор, разрыв — постоянно плавающую нулевую

48

точку культурогенеза. Если история сосредоточивает свои усилия на ставшей возможности, то историческая этнология — на становлении с его огромным спектром возможных решений, локальных специфик, красочных особенностей. И это этнографическое многообразие носит топический распределительный характер. Диалог культур предстает как включенность их всех в одно распределительно-топическое время, в одну сферу, в которой культуры заняли свои топы.

Вильгельм Дильтей, основатель современной герменевтики, установил, что понимание связано с вживанием, вчувствованием, что реализуется в модусе «сейчас». В отношении же прошлого понимание становится интерпретацией. Для нашей деятельностной концепции традиции существенно определиться в том, что она несет в себе оба аспекта: в ней человек интерпретирует прошлое и сопереживает настоящее. Естественно, что в последнем случае велика роль чувствования и аффектов, а в первом — по отношению к прошлому — вперед выдвигается рационализация нерационального, т.е. расширение области смыслов в область чувственного. Как в народной культуре преодолевается этот разрыв?

Встреча прошлого и настоящего имеет особый топ — место, занятое деятельностным человеком. Но деятельность само собой предполагает какую-то программу, т.е. вводит будущее. Способность человека пребывать в прошлом, настоящем и будущем дает ему возможность стать личностью. Но эта возможность реализуется только с введением личностного топа Другого. Он, этот Другой, определяет появление в нас главного личностного параметра — чувства ответственности, а тем самым достоверности. Голос Другого внутри нас называют еще совестью. Ответственность и совесть не позволяют личности раздуваться до краев Вселенной, это необходимая тормозная система. Признание существования рядом с нами Другого требует от нас аскезы.

Теперь вернемся к топу встречи времен, где находится и из которого выходит человек традиции. Это топ расширения смыслов, которые налагаются на деятельность. Она ответственно ограничена. Деятельность в традиции направлена на стабильность и цельность. Такое смысловое отношение к целостности требует не аналитической рефлексии, а синтезирующего понимания. Поэтому топ встречи времен, где развертывается ответственное понимание, есть единственный топ традиции, организующий множество

49

топов предпонимания. Человек же, находящийся в этом уникальном топе, находится тем самым в ядерном, герменевтическом. круге. О таком круге нам приходится говорить, потому что топ традиции не мертвая точка, не какой-то жесткий конструкт, а позиция, предполагающая наличие Другого. Эта позиция постоянно смещается в порождении смыслов, в переходе от целого к частному и обратно. Это именно круг понимания, находящийся внутри большого круга предпонимания.

В топе традиции, где начинается движение к смыслам, формируется принятие мира через примирение с ним. Это тоже ответственность. За прошлое, настоящее и будущее. Ответственность, происходящая из топа традиции, быстро достигает пределов жизни и смерти. Вот почему во всякой народной традиции столь значимы идеи, образы и символы этих пределов. Теперь можно сказать, что в топе традиции происходит встреча идеи человека и вещного мира. В этой встрече человек может сразу перемещаться из ядерного герменевтического круга понимания в большой вещный круг предпонимания.

Выходы из обоих герменевтических кругов и есть владение традицией. Так, по строгим нормам абхазского этикета, все действия должен начинать старший. Ничто не может заставить младшего первым вымыть руки перед едой, тем более первым сесть за стол или выпить после утомительного пути в жару стакан воды. Так вот, старший в этой ситуации отказывался от своих прав, дав стакан воды младшему, чем-то отличившемуся в пути, например несшему самый тяжелый груз. В этом, наблюдавшемся мной эпизоде, старший нарушил норму, но поддержал традицию, указав своим поступком на ее смысловое герменевтическое содержание.

В полевой этнографической работе носитель культуры обращается к исследователю, предполагая у него вживание, вчувствование. В эпизоде с калмыцкой чекой исследователю предлагается сразу войти в ядерный круг понимания, где экспонирована прошлая ситуация, близкая к пределу жизни, чтобы из него уже двигаться к морфемному уровню большого герменевтического круга. Ошибка многих этнографов состоит в обращении всего внимания на морфемные моменты, относящиеся к большому герменевтическому кругу. Очевидно, этого не избежал Льюис Генри Морган, принятый даже в члены ирокезского племени. Впоследствии один индеец этого племени, получивший образование и прочитавший

50

работы Моргана, сказал о них, что он описал все правильно, но ничего не понял. Можно сказать, что Морган с присущей ему тщательностью зафиксировал морфемы культуры, но не проник в суть ирокезской традиции как жанра и предания, толкующего тему жизни и смерти этого народа.

Попасть в топ традиции постороннему человеку очень трудно, но еще труднее там удержаться. Так, у многих северных народов (например, у чукчей) в экстремальных условиях их жизни человек может выходить из ядерного герменевтического круга не в большой деятельностный, а в никуда — в истерический припадок, в пьянку. Тогда появляется нрав, к которому терпимо относится любая этническая культура. Нрав относится к одной из важнейших структур этнической личности. Но у этой личности помимо нрава есть еще такой важный защитный пояс, как ритуал и обычай.