2. Вещь как жест

Мы прибегли к довольно подробному изложению ситуации, в которой вещи как бы находят человека, чтобы понять, что назначением вещей, целью их существования служит не просто удовлетворение частной потребности. Подобранные вещи служат целостному человеческому индивиду, становятся антропоценозной частью его личности. Вещь в функциональном отношении нужно рассматривать в двух планах, из которых на первое место следует поставить ее отношение к личности в целом, на второе — удовлетворение исторически возникающей потребности.

В ситуации дополнительности налицо избирательное взаимоотношение человека и вещи, нуждающееся в эатормаживании всех прочих связей с окружающим миром. При этом контакт человека с выделенной вещью не только вызывает изменение эмоционального состояния, но и служит знаком начала или конца этого изменения. В таком случае вещь маркирует эмоциональное состояние так же, как это последнее маркируется жестом. Не случайно в психологии жесты и мимика рассматриваются как внешние выражения внутренних эмоциональных состояний. Изложенное ниже служит обоснованием правомерности сопоставления жестов и вещей в аспекте их отношения к жизнедеятельности человека.

Человеческие жесты в смысловом отношении тяготеют к одному из двух полюсов, либо выражающих внутреннее состояние организма, либо обозначающих так или иначе внешнюю обстановку и цели ориентирующегося в ней индивида. В последнем случае явственнее выражен и коммуникативный аспект жестов. Лишь один из жестов передает одновременно особенности внутреннего состояния и ориентацию во внешней среде — это указательный

190

жест. Судя по связи этого жеста с ориентирующимися рефлексами животных, указательный жест может считаться исходным для людей.

Есть все основания видеть в указательном жесте сосредоточение функциональной полноты всего явления: этот жест индивидуален, выражая кульминацию эмоционально-познавательной деятельности. В то же время этот жест значим коллективно, общественно полезен. Без этого жеста нельзя представить себе координированные действия представителей ранних человеческих обществ. Осуществление этого жеста требует сознательного управления активными и тормозными реакциями. Жест аналогичен словесному сигналу, но в отличие от слова и всей речи жест не столь оторван от уровня аффектов.

В современной науке все более крепнут позиции тех ученых, которые отстаивают приоритет кинетической речи перед вербальной. Этология приматов позволяет определить генетические истоки аналогии жеста и вещи. Явление, которое изучил и описал К. Э. Фабри как «дистанционное манипулирование», заключается в том, что при настороженном отношении обезьян к неизвестным предметам рубеж отчужденности может первой перейти лишь одна какая-либо особь — она осмеливается взять предмет. Другие на это не решаются, но заинтересованно наблюдают происходящее издали, в чем и состоит для них смысл демонстрационного манипулирования.

В сравнении с ситуацией демонстрационного манипулирования указательный жест имеет общее качество — дистанционное освоение реального мира. Примечательно, что для одной особи, действующего лица «театра одного актера», указательный жест как бы материализовался интересующим ее предметом.

То, что предмет на уровне обезьян может стать эмблемой (материализованным указательным жестом), подтверждает, очевидно, всем известная история о шимпанзе, отваживавшемся взять в лапы канистру из-под бензина. Манипулирование этим предметом сразу повысило стадный статус шимпанзе. Почему рассмотренный пример из этологии обезьян может помочь приблизиться к пониманию сущности вещей? Потому что в этой истории обрисовалось пространственное поле, попадая в которое объект окружающего мира становится индивидуально вычлененным предметом, «вещью» у обезьяны. Собственно то же происходит

191

с вещью у людей. В руках человека вещь дистанцирована для других. Она интимно связывается с телом хозяина поскольку маркирует только его эмоциональные процессы выделяя этого человека среди других людей Этим самым вещь также индивидуальна и общезначима одновременно.