logo search
Учебник Чеснова по истЭтнологии

1. «Внешнее» и «внутреннее» витальное тело

Подход к теме одежды, по нашему мнению, немыслим без этнологии тела. У французских исследователей одежды есть точное замечание, что одежда представляет собой «космические румяна на человеческом теле». Наша задача состоит в том, чтобы такую метафору перевести на понятийный уровень, сделать инструментом исследования.

Если отвлечься от других воздействий одежды на органы чувств, то наибольшее внимание следует обратить на визуальные и тактильные свойства одежды. Независимо от материала, кроя и способа ношения все части одежды в большей или меньшей степени прилегают к кожному покрову тела и одежда в целом играет важную роль в создании зрительно воспринимаемою облика человека. Одежда в силу своих утилитарных качеств защищает тело от механических и прочих повреждений, сообщает температурный комфорт, создает облик человека и т.д., позволяя при этом осуществлять необходимые движения. С точки зрения контактов человека со средой одежда выполняет роль внешнего покрова тела, можно сказать, берет на себя почти все функции «внешнего тела».

Что собой представляет наше внешнее тело, мы лучше всего ощущаем, глядя на себя глазами других. Михаил Бахтин проанализировал психологические и выразительные механизмы восприятия своей внешности через внешность другого человека. Но в таком коммуникативном аспекте внешнего тела заключена не вся его полнота. Ведь мы всегда считаем, что мы не совсем такие, какими кажемся другим, и кто сможет сказать, что внешность другого человека это и есть его сущность «Внешнее тело» перестает быть метафорой, если поставить его в один ряд с «внутренним телом», т е ощущением границ своего тела, самочувствием,

209

витальными потребностями, болью, а в целом ощущением своей самотождественности, своего Я.

Почему, только что наметив контур проблемы «одежда — внешнее тело», мы вынуждены перейти к более подробному рассмотрению проблемы тела внутреннего? Имеет ли одежда отношение к внутреннему телу? Если попытаться формулировать наши ответы на эти вопросы то в наиболее краткой, но общей форме они будут такими: одежда выполняет не только роль хранилища жизни, интимно сокрытой во внутреннем теле, она увеличивает ресурсы этой жизни, указывая на общие ее моменты с вечным мирозданием. С каких бы сторон мы ни подходили к проблеме одежды (с точки зрения ее утилитарных или общественных функции, рассматриваем ли ее генезис или локальные комплексы), — везде остается незыблемой витальная роль одежды. Эта роль не сводится просто к «защите», она выше и сложнее, поскольку каждый элемент одежды «защищает» не только какой-то орган человеческого тела, но и всю жизнь, наполняющую это тело. Ведь, скажем рукав, укрывая руку, имеет отношение к нормальной жизни всего нашего организма. Внутреннее тело цельно в отличие от внешнего и на этом нам придется остановиться подробнее.

Жизнь, сейчас нас интересующая, это не та деятельность, мыслительная или практическая, которая устанавливает необходимые связи человека через общество со средой. Жизнь, концентрирующаяся во внутреннем теле — такое направление психобиологических процессов, которое обеспечивает самотождественность человеческого Я. Значение этого стабильного личностного Я раскрыто в психологической концепции установки, которую Д.Н. Узнадзе сформулировал через построение отвлеченного Я. По мысли выдающегося грузинского психолога, именно отвлеченное Я рождает волевые мотивационные импульсы поведения. В идее установки подчеркивающей самостоятельность человеческой личности, заложен более глубокий механизм отношении человека со средой, чем адаптационный Узнадзе называл такое глубинное человеческое Я отвлеченным, потому что он выявлял его, рассматривая частные человеческие потребности показывая, что их удовлетворение не строится просто по схеме вызов — реакция что при этом включаются все интегральные структуры личности

210

Отвлеченное от частных потребностей человеческое Я, максимальная самотождественность строится не суммарно из потребностей, а другим путем — общим повышением организованности человеческой личности и ее ближайшей среды. Такую организованность лучше всего назвать витальностью, ибо ближайшая среда выступает в виде необходимых, витальных ресурсов человека. Ближайшая среда состоит из пищи, жилища и одежды. Все эти объекты наделены витальностью составляют ее ресурсы для человека. Конечно, такие ресурсы представлены в мире гораздо шире, но в пище, жилище и одежде они сконцентрированы.

Проблема витальности, в частности одежды, отнюдь не нова. Например, А. А. Потебня рассматривал покрывала в качестве символов здоровья, богатства и плодородия. Такой же мифологически витальный подход в отношении к одежде у Дж. Фрэзера в «Золотой ветви». Гораздо более фундированное и глубокое рассмотрение витальности у В. Тэрнера, хотя он специально одежды касается мало.

Механизм собирания витальности, рассеянной в мире, состоит в особом информационном процессе, где принимаемое сообщение не наращивает объем информации, но изменяет состояние воспринимающей системы. Юрием Кнорозовым этот вид информационного процесса был назван фаси/ишаулеи. В мире жизни фасцинация — одна из основ ее поддержания. Суть воздействия многих экологических факторов для человека фасцинационна. Так действует на нас вид моря, красивого здания или слушание музыки. Точно так же на члена племени бороро воздействует существование его тотема (красного попугая), и дело здесь вовсе не в вере бороро в их родство с красными попугаями, которая якобы существует и тем самым озадачивает светлейшие умы человечества. Архаический человек иначе входил в фасцинационные системы и более полно, чем мы. В этом лежит разгадка «дикарских» веровании в тотемы, фетиши и магию фасцинационно работает также ритуал, но о нем мы подробнее будем говорить ниже.

Фасцинационные механизмы витальности удобнее всего раскрыть на примере косметики Конечно, косметические средства имеют непосредственное отношение к сексуальной культуре. Но это отнюдь не означает, что ее цели ограничены сферой секса. Раскраска тела воинов, будь то обитатели Новой Гвинеи североамериканские индейцы (получившие по этой причине название

211

«краснокожих») или жители древней Англии пикты, имела, прежде всего, военное значение — устрашение врага. Эротическая функция этой раскраски вторична. Однако почему раскраска тела воинов в красные, белью или зеленые пятна и полосы действовала устрашающе? Потому, что это была раскраска уже не живых людей, а мертвых, тем самым не боящихся ни ранений, ни смерти, но смертельно опасных для их врагов. Поразительно здесь еще то, что смерть сама по себе не имеет собственных выразительных средств, она их заимствует у жизни. Красная, желтая и оранжевая охра в палеолитических захоронениях — знак возрождения и вечности жизни, витальности. У исследователей символики цвета еще нет однозначного ответа на вопрос, почему повсеместно и во все времена разные народы воспринимали красный цвет как цвет витальности. Наше мнение по этому поводу исходит из дихотомии внешнего и внутреннего тела и того, что витальность, сосредоточенная во внутреннем теле, ассоциируется с кровью. Кровь становится символом, выразительным средством витальности. Вынесенный на поверхность тела символ крови усиливает витальность, и она действует уже в двух планах внутреннем и внешнем, готовая в последнем случае соединиться с источниками витальности внешнего мира — светлое и румяное лицо воспринимается, как свет и тепло солнца.

В связи с косметикой следует сделать еще одно важное замечание. Косметическая процедура сама по себе пластика, выносящая «знаки жизни» на поверхность тела. В этом смысле косметика как бы собирает в природе элементы витальности и переносит их на человеческое тело. Это не противоречит нашему толкованию символики крови. Теперь о сути этого замечания. Пластическая обработка тела умерших — один из известных человечеству способов их «оживления». Океанийцы еще недавно моделировали глиной черты облика прямо на черепах своих умерших. Античные греки обмазывали глиной и принятой у них косметикой лица кор — скульптур девушек, которые служили целям заупокойного культа. Вообще, штукатурные работы составляют в некоторых традициях часть погребального обряда.

Итак, рассмотрение истории косметики приводит нас к следующим выводам:

212

Что в итоге дает косметика для нашей темы? Главное — выразительные средства косметики аналогичны тем же средствам одежды как по принципу перетекания витальности из внешнего мира в человеческое тело, так и по пластическому характеру этих средств. В этой пластичности видно стремление дополнить естественный объем человеческого тела, которое мыслится незаконченным. В косметике и в одежде человек становится как бы сопричастным божественному акту творения. Причем речь идет именно о пластике, а не о скульптуре, ибо в последней от объема отсекаются ненужные части, а в пластике, скажем в глине, этот объем моделируется наращиванием. Одежда имеет непосредственное отношение к пластике, к облеганию человеческого тела. История одежды — история средств пластических, а не скульптурных.

Проиллюстрируем эту мысль на одном, довольно суровом, этнографическом факте. Некогда у австралийских аборигенов новое состояние новобрачной маркировалось «скульптурно» — старуха у нее на левой руке откусывала два сустава, девушка тем самым переходила в число замужних женщин. С историческим прогрессом человечества волнительная процедура вошла в русло пластичных средств — невеста облачается в свадебное одеяние.

Пластичность одежды выглядит необходимейшим ее свойством, если мы вспомним о дихотомии внутреннего (цельного) и внешнего (нецельного и поэтому особенно открытого всем внешним воздействиям).