1. Миф о гостях бога

По абхазскому этикету гостя не спрашивают, откуда он и куда направляется. Но если выясняется, что он издалека, то отношение к нему становится максимально внимательным. Есть как бы критерий качеств гостя — в наибольшей степени они выражены у того, кто на пути к хозяину пересек семь рек. Число ритуальное. Оно связано с гостем еще и другим образом: он, говорят, приносит семь счастий, одно оставляет в доме хозяина. По другому варианту, даже шесть счастии оставляет и лишь одно уносит с собой. Очень желателен гость не абхаз. Так кто же такой гость? Может быть он ценен тем, что приносит вести о событиях в дальних местах, т.е. он носитель информации? Но почему тогда его из деликатности ни о чем не расспрашивают? И даже наоборот: за трапезой в его честь гость узнает сведения о самых важных проблемах хозяев, общей политической обстановке в крае. Он слышит информацию не только о житейских делах, но также легенды, мифы. С гостем делятся сокровенными чаяниями. Почему? Чем больше вникаешь в обряды абхазского гостеприимства, тем сильнее становится сомнение в возможности дать ему чисто логическую или функциональную интерпретацию. Первое соприкосновение с данным обычаем в 1968 г. (г. Гудауты, с. Куланурхва, дом Гудисы Аргуна) оставило впечатление участия в событии, нарушившем ход обыденной жизни, праздничного по своему общему настроению. Более обстоятельный подход к явлению, которое с тех пор изучается нами и фиксируется в реальной социальной среде, городской и сельской, в разные сезоны года, в разных ситуациях и в разном составе, не позволяет все же отказаться от впечатлений чисто эмоционального характера. Очевидно, привыкнуть к той обстановке, где ты просто своим появлением вызываешь 287 у совсем незнакомых людей самые искренние человеческие добрые чувства, нельзя. Вместе с тем размышления о сущности абхазского гостеприимства рождают больше вопросов, чем ответов. В связи с этим была выдвинута предварительная рабочая гипотеза. Но сколь бы ни была гипотетичной предлагаемая попытка решить вопрос о сущности и происхождении гостеприимства, ясно одно: это явление интегрируется эмоционально и его нельзя свести к сумме компонент и функций. Гипотезу фактически предложили сами хранители абхазской традиции. В частности, ее элементы содержатся в широко известной истории, как абхазам досталась именно эта земля на берегу Черного моря. В истории фигурирует сам бог или чаще всего посланник на земле апаайымбар (пророк). Апаайымбар созвал представителей всех народов земли и всем стал раздавать земли для обитания. Когда вся земля была распределена, прибыл с опозданием абхаз, за что он извинился. «Но ты опоздал и земли тебе не осталось», — сказал апаайымбар. Абхаз ответил, что, к сожалению, не мог раньше прийти, ибо у него был гость. Хозяин не имеет права вставать раньше гостя из-за стола; он должен скорее умереть от винопития, но сидеть с гостем. Вот почему абхаз нарушил такое важное распоряжение и не явился вовремя. «Не нужна мне земля», — может быть, слишком горделиво заключил абхаз. Апаайымбар высоко оценил гостеприимство абхаза. Он сказал, что у него для себя оставлен совсем небольшой кусок земли на берегу Черного моря и что он отдаст его теперь абхазу. «Но, — добавил апаайымбар, — когда я приду к тебе, чтобы ты встретил меня точно так же, как того гостя». В рассмотренном мифе, явно этиологическом, в роли первого гостя фактически выступает пророк. Но термин «апаайымбар» имеет у абхазов более широкое значение, чем в арабо-персидском первоисточнике. Это посланник бога, архангел, существо, стоящее иерархически выше человека, само находящееся в ранге божества. У абхазов бытуют мифологические рассказы об архангелах, в которых прямо указывается, что первым гостем был именно апаайымбар. В виде старца с посохом он спустился с неба в золотой колеснице и стал гостем семьи. В других вариантах апаайымбар заходит в гости (обычно в воскресенье). Эти мифологические события хранятся в памяти 288 семьи, которая чтит день недели, когда оно совершилось. Такой день считается у абхазов «запретным» (алипара). Примечательно, что в приведенном сюжете о наделении народов землей обычай угощения и гостеприимства осмысляется сюжетно как антитеза пространственности. Ниже мы рассмотрим подробнее эту оппозицию, которая собственно скрывает оппозицию времени и пространства. В соответствии с теорией, выдвинутой еще Робертсоном Смитом, специалистом по религии семитских народов, на любой трапезе среди ее участников находится божество. Пирующие поедают плоть этого существа. В результате божество оставляет людям свою благодать. Основа этой теории, усиленная концепцией дарообмена, сохранена в последующих научных подходах. Так, у Юрия Лотмана: «Человек идет в этот мир, нечто приобретает и возвращается; бог идет в наш мир, нечто теряет и возвращается». Аналогичные взгляды развивает Никита Толстой в отношении славянского и румынского полазника — человека, чья роль заключается в приходе в чей-то дом с целью оставить там всяческий успех на грядущий год. Полазник, по мнению Толстого, посланник из другого, божественного мира. Именно поэтому на его роль охотнее приглашают людей, «маргинальных» по отношению к данному обществу, — иноплеменника, ребенка. Эта традиция — видеть в госте приход божества — сказывалась и во взглядах Ольги фрейденберг. Но она обратила особое внимание на одно обстоятельство: гость тогда наделяется своим полным статусом, когда он оказывается непобежденным в рукопашной схватке. Все приведенные точки зрения теоретически сходны. Поедаемое (т.е. предварительно убитое) божество Робертсона Смита и гость, с которым ведут борьбу, близки друг другу. В обиходе абхазо-адыгских народов до сих пор есть свидетельства последнему. Например, обращение к гостям-мужчинам после торжественной встречи: «А теперь пойдем посмотрим друг на друга», означающее приглашение к рукопашной схватке. Этот обычай можно было бы иллюстрировать огромным сравнительно-этнографическим материалом. Борьба с гостем и даже его убийство заставляет предположить более широкую трактовку обычая. Гость не просто посредник между миром людей и миром мертвых, где находятся ритуальные истоки благополучия, но и 289 сам он — «живой» покойник. Весьма убедительно идентичность гостя и покойника вырисовывается у абхазов. Раньше казахи покойника считали гостем, именно поэтому его клали на правую, гостевую, сторону юрты. Очевидно, в таких фактах следует видеть варианты общечеловеческой практики, где представлены в единстве оба полюса биологического существования — жизнь и смерть. Жизнь требует постоянного пополнения ресурсов, отсюда стремление к источникам благополучия. Это благополучие конечно. Ограниченность благополучия сродни ограниченности срока жизни. Прекращение жизни любого существа (охотничьей дичи или в ритуальном смысле жизни гостя) оборачивается временным пополнением ресурсов благополучия. Здесь можно было бы коснуться темы добровольной смерти дикого животного, особенно развитой в охотничьих представлениях народов Сибири. Там зверь сам подставляет под выстрел свое «убойное место». В абхазском фольклоре боги охоты Ажвейпшаа посылают охотнику животное, уже предварительно ими съеденное, т.е. обреченное. Такая же тема в шуточном виде звучит и в общекавказском ритуале гостеприимства: «Если гостя хорошо накормить, то потом и убить не грех».