logo
История и культура народов Дальнего Востока России

Нанайцы

Нанайцы (самоназвания – “нанай”, “нани” – “местный”, “здешний человек”, устаревшее название “гольды”) – народность России, проживающая по нижнему течению Амура и по правым притокам Уссури в Хабаровском и Приморском краях, общим числом 12 тыс. 023 человека (Перепись 1989 г.). Примерно 3 тыс. нанайцев живут также за рубежом под именем “хэчжэ” (“нижние люди”) в китайской провинции Хэйлунцзян. В России имеют свою письменность на русской графической основе.

До сих пор в культуре нанайцев сохраняются специфические орудия рыболовства, обработки рыбьей кожи, долбленые и дощатые лодки, ездовое собаководство, местные формы жилых, промысловых и хозяйственных построек, головные уборы и обувь, своеобразная терминология всех этих элементов, не имеющая аналогий в нивхском, тунгусском и других современных языках, а также некоторые элементы медвежьего культа и уникальный орнаментальный комплекс. В местах расселения их на северном рубеже ареала найдены остатки жилищ XII-XIII веков с кановой системой отопления, остатки утвари, обнаруживающие тесные взаимосвязи с маньчжурами. Однако вся лексика, связанная с охотничьим промыслом, является преимущественно тунгусской.

До начала ХХ в. у нанайцев существовали роды численностью от 20 до 900 человек. Крупные роды имели подразделения, члены которых могли вступать между собой в браки. Преобладали малые семьи и моногамный брак. Жили обычно оседло: некоторые селения существуют сотни лет. Традиционное жилище – большой бревенчатый дом на деревянном каркасе с двускатной крышей и нарами, отапливаемыми при помощи канов. Позднее появились рубленые избы, амбары на сваях, в которых можно было жить в летнее время, и вешала для сетей, а в тайге – шалаши.

Основные традиционные занятия нанайцев – рыболовство и охота. Рыбу ловили неводом, сетями, били острогой. Орудиями охоты служили простой лук со стрелами, ловушка, самострелы, копья. В обмен на пушнину брали земледельческую продукцию, ткани, металлические изделия, различные украшения. Существенным подспорьем в каждом хозяйстве были сбор и заготовка на зиму съедобных грибов и кореньев, ягод и орехов.

До первой четверти ХХ в. нанайцы занимались обработкой дерева, бересты, кости, кузнечным делом, изготовляя из железа орудия охоты и рыболовства, из бересты и дерева – различную утварь. В постройке лодок, в изготовлении различного вида нарт, лыж, деревянной утвари нанайцы – мастера высокого класса. Металл, дерево, кость обрабатывали мужчины. Женщины занимались выделкой звериных и рыбьих кож, изготовлением ниток и рыбьего клея, шитьем одежды, обуви, головных уборов, вышивкой, плетением корзинок и циновок, приготовлением берестяной посуды. В художественных достоинствах этих вещей легко убедиться, взглянув на предметы быта, изготовленные нанайскими мастерицами.

В советское время профессиональными художниками стали живописец А. Бельды, графики А. Гейкер и Л. Пассар. Всенародное признание получили и народные мастерицы Ч. Киле, А. Самар, Т. Ходжер, Е. Бельды, П. Гейкер, некоторые молодые швеи и вышивальщицы.

Устное народное творчество нанайцев богато и своеобразно. Основные жанры современного нанайского фольклора – “нингман” (сказки) и “тэлунгу” (предания). Для эпических сказок о Пудин-героине и Мэргэне-герое характерны сочетания исторических фактов и поэтического вымысла. В них отразились быт нанайцев-охотников и соответствующие ему религиозные представления, магия, анимизм, тотемические пережитки, культ предков. В отличие от “нингман” исторические предания, мифы и легенды “тэлунгу” воспринимались как сказания о событиях, действительно имевших место в жизни. Нанайцы считали, что выдумывать “тэлунгу” – грех. Такие сказания передавались из поколения в поколение и рассказывались исключительно стариками.

Национальной литературе, создаваемой на основе богатейшего устного народного творчества, принадлежит большое будущее. Первый нанайский поэт А. Самар, погибший на фронте, в своих стихах и песнях на родном языке воспел свой народ, сумевший создать такую своеобразную материальную и духовную культуру. Его традиции успешно продолжают профессиональные литераторы Г. Ходжер, А. Пассар, В. Гейкер, В. Заксор и другие.

В музыкальном фольклоре нанайцев сформировались песни, сопровождавшие танец, – трудовые, бытовые, лирические, обрядовые, шаманские. Многие песни, например, старинная “Дан Мангу”, исполнялись во время переправы рыбаков. В ожидании лова, когда рыбаки собирались по вечерам вместе, разыгрывались целые представления. Наиболее искусные рассказчики тешили слушателей былями и небылицами, а в это время танцоры изображали отдельные элементы охоты, каждый рыбак сам придумывал и текст, и мелодию. Танцоры имитировали зверей, птиц, рыб, походы в тайгу, рыбную ловлю, хозяйственные дела: выделку кожи, вышивку.

В нанайской семье преобладали традиционные браки: женитьба на дочери брата матери или на племяннице – дочери сестры, левиратные браки “сирагуйни” – женитьба на вдове старшего брата или дяди на младшей жене отца, обменные браки “дзуенг”, когда семьи обменивались дочерьми.

Во время похоронного обряда в нем принимали участие все родственники умершего. Хоронили на второй-третий день, но никто не должен был спать в течение семи ночей. Считалось, что через это время душа умершего возвращается из путешествия, когда она обходила те места, где человек бывал при жизни. Соседи и дальние родственники умершего в гроб клали топор, нож, котелок, блюдце, тарелку, а женщине – ее ножницы. По традиции гробы ставили в своеобразные “домики”, по внешнему виду напоминающие жилые, но со второй половины XIX в., под влиянием русских, стали предавать ушедших из жизни земле. На могилах старых охотников и рыбаков оставляли самострелы, лыжи, орудия для изготовления сетей. Раз в месяц все жители селения устраивали маленькие поминки по умершему. Обряд больших, “последних” поминок совершался с участием “большого” шамана – только он мог отвезти душу умершего в загробный мир. Считалось, что загробный мир “буни” находился на западе, но дорог туда много, у каждого рода – своя.

Девочек и мальчиков воспитывали по-разному. Первые учились всему, что полагалось женщине-матери и хозяйке дома. Мальчиков с детства готовили в охотники и рыбаки. Мужчины брали своих малых сыновей в тайгу. Мальчик должен был самостоятельно охотиться с той минуты, когда мог поднять ружье. Поэтому с детства он умел метко стрелять. На медвежьей охоте 10-12-летнему мальчику давали нести копье. Когда подросток добывал первую дичь, устраивался особый обряд: варили кашу, фасоль, горох, приглашали родственников и угощали. Старшие охотники дарили новому добытчику нож, кресало, капканы. А когда он приносил косулю, кабаргу или лося, весь род собирался порадоваться этому успеху. Юного охотника снабжали ружьем, боеприпасами, топором, копьем. В основе воспитания лежала идея: мальчик – будущий кормилец, продолжатель рода семьи.

В представлениях нанайцев о трехчленном строении вселенной (верхний, средний и нижний миры) немало своеобразия. Будучи по природе своей шаманистами-анимистами, они бережно относились к ласточкам, считая их священными птицами, близкими к небу, приносящими добро, почитали медведя, культ которого был связан с древним культом тайги; зато к разным червям, змеям, ящерицам относились отрицательно: эти представители фауны несли в себе злых духов. Большую социальную роль играл шаман. Он пользовался авторитетом как лицо, приносящее пользу людям и обладающее знанием и жизненным опытом, а также исключительной мудростью, благодаря “своим” духам. Шаман лечил людей, камлал для них во всех случаях жизни. Различные семейные и общественные обряды, которыми руководят старики, как элемент национальной культуры невольно вбирают дети. В представлениях нынешнего поколения эти явления противоречат воспитанию, получаемому в школе, всей современной жизни.

Со второй половины XIX в. нанайцы начали обращаться в православную христианскую веру, получать при рождении русские имена, однако при атеистической власти коммунистов этому благотворному процессу серьезно мешали преследования, репрессии, особенно усилившиеся в 1930-е годы.

Много горя принесли нанайцам и 1950-е годы, когда их начали насильственно выселять из “неперспективных” деревень и стойбищ в крупные поселки. Среди многих негативных явлений следует отметить отрыв от традиционного хозяйства и культуры, социальную неполноценность тех, кто оказался в городах и крупных поселках, экологические бедствия, связанные с загрязнением Амура и его притоков, с уничтожением лесов и другой среды обитания народности. В современных условиях нанайцы начинают все активнее проявлять свое национальное достоинство и этническое самосознание, все энергичнее бороться за права на свои исконные земли, реки, леса, озера с охотничьими и рыболовными угодьями и участками, за то, чтобы стать строителями новой, справедливой жизни.