Ф. Энгельс революция в париже

В 1848 г. дело пошло на лад. Едва успела промелькнуть революция в Сицилии с ее длинным шлейфом конституций, как уже переживает победоносное восстание Париж.

Депутаты оппозиции публично обязались отстоять посредством смелой демонстрации право собраний от посягательств на него со стороны Гизо, Дюшателя и Эбера.

Все подготовительные меры были приняты. Зал был готов и ожидал гостей на банкет. И вдруг, когда пришло время действовать, трусы из левых с г‑ном Одилоном Барро во главе, как всегда, малодушно отступили.

Банкет был отменен. Но парижский народ, возбужденный великими хвастунами палаты, негодующий против трусости этих обывателей и недовольный к тому же затянувшейся всеобщей безработицей, парижский народ не пожелал отступить.

Во вторник^{174}около полудня весь Париж был на улицах. Среди масс раздавались возгласы: «Долой Гизо, да здравствует реформа!». Народ устремился к отелю Гизо, который войскам с трудом удалось отстоять: стекла в окнах все же были выбиты.

Массы двинулись также и к дому Одилона Барро, крича: «Долой Барро!»; у него тоже выбили стекла в окнах. Г‑н Барро, этот перетрусивший зачинщик мятежа, обратился к правительству… с просьбой прислать охрану!

Войска стояли подле и спокойно взирали на происходящее. Только муниципальная гвардия пустила в ход оружие, притом с величайшей свирепостью. Муниципальная гвардия навербована преимущественно из эльзасцев и лотарингцев, то есть полунемцев, которым платят по три с половиной франка в день; у них весьма дородный и откормленный вид. Муниципальная гвардия – наигнуснейший солдатский корпус из всех существующих, хуже жандармов, хуже старой швейцарской гвардии; когда народ победит, этому корпусу придется плохо.

К вечеру народ стал оказывать сопротивление. Были воздвигнуты баррикады, сторожевые посты были взяты штурмом и подожжены. На площади Бастилии закололи полицейского шпика. Оружейные лавки подверглись разгрому.

В 5 часов был дан сигнал к генеральному выступлению национальной гвардии. Но явились лишь весьма немногие, да и те кричали: «Долой Гизо!».

Ночью спокойствие было восстановлено. Последние баррикады были захвачены и мятеж, казалось, закончился.

Однако в среду утром восстание вспыхнуло с новой силой. Значительная часть центра Парижа, расположенная к востоку от улицы Монмартр, была сильно забаррикадирована; с 11 часов войска уже не осмеливались туда подступиться. Национальная гвардия собралась в большом количестве, но лишь для того, чтобы заставить солдат воздержаться от какого‑либо нападения на народ и чтобы провозгласить: «Долой Гизо, да здравствует реформа!».

Согласно плану обороны, выработанному маршалом Жераром²⁴⁹, в дело были брошены 50 тысяч находящихся в Париже солдат, которые и заняли все стратегические пункты. Но этих пунктов было так много, что все войска оказались заняты их обороной и уже тем самым обречены на бездействие. Для наступательных действий помимо муниципальной гвардии почти не было войск. Великолепный план Жерара оказался чрезвычайно полезным для восстания; он парализовал войска и способствовал их пассивности, к которой они и без того были склонны. Обособленные форты в свою очередь только повредили правительству. В них приходилось держать гарнизоны и это тоже отвлекало значительную часть войск от места боя. О бомбардировке и не думали. Да и вообще о существовании этих бастилий никто и не вспомнил. Лишнее доказательство того, сколь бесплодны все планы обороны перед лицом массового восстания крупного города!

Около полудня ропот против министерства в рядах национальной гвардии настолько усилился, что многие полковники послали в Тюильри сообщение о том, что они не ручаются за свои легионы, если министерство останется у власти.

В 2 часа дня старый Луи‑Филипп был вынужден сместить Гизо и сформировать новое министерство. Как только об этом было объявлено, национальные гвардейцы с ликованием разошлись по своим домам и стали их иллюминировать.

Но народ, рабочие, которые одни строили баррикады и вели борьбу против муниципальной гвардии, подставляя свою грудь под пули, под штыки, под лошадиные копыта, рабочие намерены были драться вовсе не за господина Моле и господина Бийо²⁵⁰. Они продолжали борьбу. В то время как Итальянский бульвар ликовал от радости, на улицах Сент‑Авуа и Рамбюто шла ожесточенная перестрелка. Борьба затянулась далеко за полночь и продолжалась в четверг утром. О всеобщем участии рабочих в этой борьбе свидетельствуют развороченные рельсы на всех железных дорогах вокруг Парижа.

Буржуазия совершила свою революцию: она свергла Гизо и вместе с ним покончила с безраздельным господством крупных биржевиков. Но теперь, в этом втором акте борьбы, уже не одна часть буржуазии противостоит другой: теперь буржуазии противостоит пролетариат.

* * *

Только что пришло известие о том, что народ победил и провозгласил республику. Признаться, мы не надеялись на столь блестящий успех парижского пролетариата.

Три члена временного правительства принадлежат к радикальной демократической партии, органом которой является «Reforme». Четвертый член – рабочий^{175}, чего еще ни разу не бывало ни в одной стране мира. Остальные – Ламартин, Дюпон де л'Эр и два деятеля из «National»²⁵¹.

Благодаря этой победоносной революции французский пролетариат вновь оказался во главе европейского движения. Честь и слава парижским рабочим! Они дали толчок всему миру, и этот толчок почувствуют все страны, одна за другой; ибо победа республики во Франции означает победу демократии во всей Европе.

Наступает наше время, время демократии. Пламя, полыхающее в Тюильри и Пале‑Рояле, – это утренняя заря пролетариата. Господство буржуазии теперь всюду потерпит крах или будет ниспровергнуто.

Германия, надо надеяться, последует за Францией. Теперь или никогда воспрянет она из своего униженного состояния! Если есть у немцев еще энергия, гордость и мужество, не пройдет и четырех недель, как мы тоже воскликнем:

«Да здравствует Германская республика!».

Написано Ф. Энгельсом 25–26 февраля 1848 г.

Напечатано в «Deutsche‑Brusseler‑Zeitung» № 17, 27 февраля 1848 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого

На русском языке впервые опубликовано в журнале «Вопросы истории» № 11, 1955 г.