logo search
Л[1]

Практические исследования

Таким образом, можно утверждать, что новая парадигма этнического развития, предложенная Л.Н. Гумилевым, имеет не только теоретическое, но и огромное практическое значение. Положенная в основу научно-исследовательских разработок, проводимых его учениками и последователями, она дает очень интересные результаты и позволяет не только по-новому взглянуть на сложные проблемы современной жизни, но, что особенно важно, найти выход из сложившихся ситуаций.

Практические исследования в этом направлении велись последние годы в НИИ Географии СПбГУ группой, научным руководителем которой был Лев Николаевич. Результаты работ частью опубликованы в печати, частью содержатся в научных отчетах группы. Наиболее интересные из них в плане иллюстрации реального проявления закономерностей этногенеза, сформулированных Л.Н. Гумилевым, завершают настоящий обзор.

Первый цикл работ посвящен проблемам Нечерноземной зоны РСФСР (29, 30). Неразумная с этнологической точки зрения организационно-хозяйственная деятельность привела к «опустыниванию» и депопуляции богатого в прошлом региона. Применение естественнонаучных подходов антропологии и этнологии позволило по-новому взглянуть на процессы, протекающие в наше время в русской деревне.

Сельский мир – это микроэтническая среда, в которой поколения крестьян связаны этнической традицией, понимаемой как условно-рефлекторная, сигнальная наследуемость поведенческих стереотипов или адаптивных навыков (в том числе и навыков крестьянского труда и быта).

Понятие сигнальной адаптации к сельской местности включает усвоение навыков сельскохозяйственного труда и закрепление в сельской общине. Преемственность адаптивных навыков вырабатывается в личных подсобных хозяйствах (подтверждено корреляционным анализом). В качестве меры уровня сигнальной адаптации предложено отношение λ/Х, где λ – число коров в личном подсобном хозяйстве, Х – численность сельского населения. Эта величина названа адаптационным потенциалом сельского населения.

Линейная корреляция этого показателя с численностью деревенского населения, количеством личных подсобных хозяйств у сельского населения, численностью занятых на селе позволяет рассматривать уровень сигнальной адаптации как меру экологической устойчивости сельской популяции.

В рамках теории этногенеза демографическая, хозяйственная и социальная активность индивида и популяции в целом понимается как различные, сопряженные проявления биогеохимической энергии живого вещества, контролируемые генетически с помощью признака пассионарности.

Анализ хозяйственной активности современных сельских популяций выявил значительные положительные корреляции между тремя показателями активности: поголовьем коров в ЛПХ, количеством семейных подрядов и числом местных строительных бригад. Именно адаптированное сельское население, владеющее ЛПХ, участвует в подрядах и строительных бригадах. Оно же и демографически активно. При этом наибольшей активностью обладают периферийные районы.

Применение теории этногенеза в рассматриваемом вопросе проясняет механизм запустения русской деревни. Стагнация сельской жизни частично объясняется общим снижением пассионарного (этногенетического) напряжения в русском этносе. Это внутрипопуляционный процесс, протекающий спонтанно. С другой стороны, действие внешних социальных изменений, носящих характер кампаний – сселение из «неперспективных» деревень, укрупнение хозяйств и т.д. – вызывает антропоэкологическое напряжение сельских популяций. В результате наступает антропоэкологическое утомление популяции, проявляющееся в необратимой потере навыков и снижении уровня сигнальной адаптации. И как следствие – миграция сельского населения в города и запустение русской деревни.

Понимание экологической устойчивости сельских популяций как сохранения уровня сигнальной адаптации населения позволяет выработать практические предложения по возрождению русской деревни, включающие программу развития сельской глубинки и реимиграцию сельских жителей из небольших русских городов.

Вторым направлением прикладных работ школы Гумилева является исследование гомеостатичных этносов Севера России, оказавшихся в результате мощного наступления технической цивилизации в критическом положении(31,32). Этническое вырождение – «сюжет не самый популярный в научных исследованиях» (31). В основу цитируемой работы лег обширный и оригинальный статистический материал, собранный учениками Л.Н. Гумилева на Европейском Севере и в Западной Сибири в экспедициях НИИ Географии в 1987-88 гг. На примере разновозрастных народов Севера сделана серьезная попытка обоснования количественных эквивалентов (проявлений) пассионарности, подтверждена ее генетическая наследуемость, а также предложен популяционно-генетический механизм этнического вырождения.

Ключевым понятием рассматриваемой работы служит понятие «субпассионарности» как антипода «пассионарности». Уровни субпассионарности отождествляются авторами с фиксируемыми статистикой патологиями поведения.

Исследованы две патологии – алкоголизм и олигофрения, рассматриваемые качественно как поведенческая дезадаптация. Анализ заболеваний проводился как в географическом (город, село, локализованные популяции), так и в этническом плане. Уровень алкоголизма и олигофрении изучался по отдельным этносам (селькупы, ханты, ненцы, коми-ижемцы).

Этногеографический анализ показал, что частоты обоих заболеваний сходным образом изменяются в зависимости от возраста и размера популяции, а также от степени открытости этноса по отношению к иным этническим системам. Все это, независимо от результатов медико-генетических исследований, подтверждает генетический характер наследования алкоголизма и олигофрении, которые рассматриваются как выраженные формы субпассионарности.

Предположение об определенной генетической связи явлений подтвердил и корреляционный анализ двух заболеваний между смежными поколениями в изонимичных группах пробандов. На его основе авторы делают вывод о том, что наследуются не сами по себе предрасположенность к алкоголизму и олигофрении, а именно признак субпассионарности. При сравнении различных моделей наследования субпассионарности отмечено, что лучше всего объясняет наблюдаемые частоты полигенная модель при числе генов равном двум.

Результаты этого исследования посвящены генетической «подкладке» вопроса, особенно важного в связи с необходимостью защиты малых народов Севера в условиях расширяющегося промышленного освоения. Большая часть материалов этой группы исследований находится в стадии опубликования и содержится в научных отчетах института, написанных под научным руководством Л.Н. Гумилева.

Как указано в данных работах, большинство народов Севера находятся в завершающей фазе этногенеза – гомеостазе, биоценотическом равновесии со своим ландшафтом. Растраченной в ходе этногенеза энергии – пассионарности – уже не достаточно для преобразования привычных ландшафтов и выработки новых адаптивных навыков. Существование гомеостатичных этносов возможно лишь в родном ландшафте, к которому они прекрасно адаптированы. Традиционные способы ведения хозяйства примитивны лишь с точки зрения технократии. «Техническая оснащенность оленеводства, рыболовства, охоты, морского зверобойного промысла низка не в силу отсталости или несовершенства традиционного хозяйства, а, наоборот, в силу его экологической оптимальности» (32).

Грубое, механическое перенесение «благ цивилизации» в веками устоявшиеся биоценозы вызывает губительные и необратимые последствия как для живой природы, так и для населяющих ее народов. «Такие хозяйственные реформы, как укрупнение колхозов, совхозов, перевод на оседлость, отрыв детей от родителей и вывоз их в школы-интернаты, включают механизмы дезадаптации, которые ставят под угрозу само существование традиционного хозяйства» (32). Вырванные из привычной жизни, пройдя нивелирующую систему всеобуча, представители северных народов уже не могут вернуться к привычному образу жизни в силу необратимой потери адаптивных навыков, и не могут приспособится к новым условиям, превращаясь в людей «второго сорта».

Если мы действительно хотим сохранить народы Севера как уникальный этнический феномен, не надо стремиться сделать их похожими на нас, что в принципе не возможно из-за разновозростности этносов. На смену концепции «преодоления вековой культурно-экономической отсталости» должна прийти концепция этнодемографического равновесия народов Севера как представителей оригинальных этносов «предки которых создали уникальные северные этноценозы, позволяющие, не нарушая равновесия в природе, поддерживать достаточно высокую численность популяций. На смену управления территориями должно прийти на Севере управление людьми, человеком» (32).

Необходимо поддерживать и развивать традиционное хозяйство каждого коренного народа. Как показали результаты исследований, наиболее активной и жизнеспособной являются кочевые популяции. Необходимо «выработать в ближайшем будущем гибкие механизмы поддержания динамического равновесия между кочевым и оседлым населением, нужна общая программа развития кочевого населения с отдельными вариантами для каждой народности Севера» (32).

Приведенное выше краткое описание последних работ Л.Н. Гумилева и его сотрудников (21–23, 29,31,32) не только представляет еще малоизвестные разделы работ школы, но и доказывают актуальность, а также практическую значимость всей теории в целом. Это единственный случай в исторической науке (за исключением военно-исторических исследований), когда современникам с неизбежностью требуется руководствоваться в их повседневной деятельности опытом этнической истории. Забвение этого ведет к практически немедленному возмездию. Тому горькими иллюстрациями служит наша военно-политическая катастрофа в Афганистане, разрушение сельского хозяйства русского Севера и Северо-Запада, уничтожение биоценозов Средней Азии и многое другое.