4. Черты традиции
Важнейшей особенностью традиции является уверенность членов этноса в том, что она вытекает из прошлого и в силу древнего происхождения высокоавторитетна. Назовем эту черту “привязанностью к прошлому” . То или иное представление о связи с прошлым — залог принятия традиции в качестве модели поведения и мироотношения.
Важно и то, что это прошлое постоянно воссоздается в настоящем — в этом заключается мифологичность традиции . Человек, как и народ, реального прошлого не помнит — он постоянно воссоздает его. Прошлое всегда познается через призму настоящего и всегда связано с “вкладыванием” современных ценностных ориентиров в понятие традиции.
Важнейшим качеством традиции является ее общественный характер . Традиция распространяется исключительно в обществе и воспринимается большинством его членов как наилучший в силу давности ее существования ориентир. Думается, что значительную роль в этом играют ееанонимность иорганичность .
Любая традиция, даже в том случае, если она идет от конкретной личности (как, например, возникшая в прошлом веке традиция ношения пальто, которая появилась и прижилась в обществе благодаря графу Д ' Орсэ) всегда предполагает растворение имени этой личности в огромном количестве людей, воспринявших традицию. В этом смысле показательно, что наиболее традиционной частью искусства является совершенно анонимное устное народное творчество, т.е., фольклор.
Органичность традиции состоит в том, что она воспринимается членами того или иного народа (или социума) как должное. В определенном смысле можно говорить, что традиция (историческая или “изобретенная”) связана с некой степенью несвободы.
Этой гипотезой мы обязаны Л.Г. Ионину, который подтверждает ее выразительным примером: “Чем отличаются церковь и терем “в русском стиле”, возведенные в 80-е годы прошлого века в имении Саввы Морозова “Абрамцево”, от “настоящих” палат и церквей XVII столетия? По сути дела — ничем. Но ведь о “настоящих” зданиях не говорят, что они построены в русском стиле, а говорят, что они построены в традиции русской архитектуры. Почему? По той причине, что говорить о стиле можно только тогда, когда есть выбор, когда художник (или заказчик) может, имеет возможность выбрать для себя способ самовыражения. Савва Мамонтов мог бы построить для себя в Абрамцеве какое-то другое здание — с башенками в мавританском стиле, подобно знаменитому особняку на Воздвиженке в Москве (бывший Дом дружбы народов), но он выбрал стиль a la russe . Но мог бы русский архитектор XVI или XVIII века построить какое-нибудь здание в традициях мавританской архитектуры? Разумеется, нет. Традиция не дает свободы. Однако, художник, творя внутри традиции, совсем не ощущает несвободы. Он, грубо говоря, не знает, не догадывается о том, что можно делать и по-другому, а поэтому и не выбирает... Появление и осознание иных возможностей стало началом конца традиции” [34, 166-167 ] . К последнему, не бесспорному утверждению, мы вернемся — при разговоре о взаимоотношениях традиции и инновации.
В связи с этой “несвободой” традиции многие исследователи говорят о относительной ее нерефлективности, бессознательности . Нередко традиция заменяет человеку и общности необходимость самостоятельного мышления: очень многое из того, что мы делаем, так или иначе мы делаем в силу традиции (“потому что так принято”, “так было от века” и т.д.). М. Шелер пишет об этом: “Массы никогда не будут философами. Эти слова Платона справедливы и сегодня. Большинство людей свое мировоззрение черпает из религиозной или какой-то другой традиции, которую они всасывают с молоком матери” [75, с.340 ] . Так и было в архаических обществах, где отступление от традиции казалось окружающим настоящим бунтом.
Но уже с эпохи Ренессанса традиция понемногу начинает рационализироваться. Эта рационализация происходит в двух планах. Во-первых, она связана с выбором традиции. Выбор этот всегда доказывается путем поиска в данной традиции не только факта давности, но и ее преимуществ — реальных или воображаемых. Так, большинство русских мыслителей 19 и 20 вв. противопоставляло европейскому индивидуализму соборность, общинность как особую национальную черту российского народа не только в силу исторической давности общины как традиционной формы социального устройства на Руси, но и в силу ее коллективизма, ее прочных межчеловеческих связей, противостоявших отчуждению человека. Несмотря на неизбежное историческое отмирание общины, русское национальное самосознание так никогда до конца и не смогло принять идеи индивидуализма и факта человеческого отчуждения. В этом смысле можно сказать, что не столько сама традиция, сколько выбор тех или иных традиций на протяжении истории определяет самоидентификацию членов этноса и самосознание нации.
Во-вторых, зачастую традиция рационализируется для того, чтобы авторитетом старины подкрепить некое новое явление. Даже нередко революции “подкрепляются” авторитетом традиции (достаточно вспомнить, что во время и в первые годы после Великой французской революции активно использовались античные аналогии, герои революции изображались в тогах, античные сюжеты широко использовались в драматургии, античные мотивы — в архитектуре, интерьере, в женской моде). Здесь мы вновь имеем дело с интерпретацией, избирательностью традиции, которая порой изменяется до неузнаваемости и тем самым содержит в себе залог инновации.
Вестернизация — процесс цивилизационного влияния западной культуры на культуры Востока.
Интерактивная карта
Русский
English