7.2. II международный симпозиум по чатханной музыке и горловому пению в Хакассии

Как справедливо было замечено на прошедшем симпозиуме, чатхан — матрица, код хакасской культуры, выходящий за рамки только сакрального или только музыкального инструмента.

Еще в древних сказаниях говорится о богатыре-хайджи, который так играет и поет, что приводит в восторг даже своих врагов, которые отступают в смятении, покоренные его искусством. Чатхану издревле приписывали мистическую, сакральную силу.

Считалось, что хай (горловое пение) отгоняет злых духов, — рассказывает один из активных участников симпозиума, хайджи, музыкант, исполнитель, художник Вячеслав КУЧЕНОВ. — Особенно зимой, когда их собирается очень много. Хай помогает оберегать аал, род от зла.

Что касается чатхана, игрой на котором сопровождался хай, то основной принцип игры на нем — сиртып, щелчок указательным пальцем. О мастерстве чатханиста судят именно по силе удара указательного пальца. У многих молодых музыкантов, и у меня в том числе, этот удар часто смазывается, и от взрослых нам за это попадает (улыбается).

— Каковы были обстоятельства, при которых играли на чатхане?

— Хайджи, тахпахчи особенно, начинали исполнять свой эпос со дня осеннего равноденствия до дня весеннего равноденствия. Дни зимнего солнцестояния и весеннего равноденствия были самыми главными: в эти дни хайджи не могли не петь, их приглашали, и они пели ночи напролет. Также они пели на похоронах и поминках. Были хайджи со ”специализацией”: одни исполняли только эпос, другие — только плачи. Были и универсальные.

— На похоронах особый репертуар?

— Нет. Героический эпос не имел ограничений. Все делалось для того, чтобы душе умершего было не страшно уходить в загробный мир. Душу следовало развлекать, на поминках даже было принято смеяться.

Каков возраст хайджи? Не менее 42 лет. У хакасов возраст считается шестилетиями: шесть лет за один год. И только в семь лет человек считался зрелым. Так что если в сказаниях говорится о трехлетнем мальчике, это значит, что ему было 18.

— Существует ли связь между хайджи и шаманами? Последние использовали чатхан в своих камланиях?

— Не могу точно сказать. Естественно, все это вышло из традиционной культуры. У хайджи и шаманов есть одна общая особенность — связь с сакральной сферой (ведь, например, у инструментов тоже существуют свои хозяева, которым надо ставить теси, почитать их), но это, так сказать, разные ”специалисты”.

— В творчестве наших хайджи было что-то общее? Можно ли говорить об их взаимовлиянии?

— Хайджи были друзьями, у них отсутствовала конкуренция, как, например, у современных певцов. Они поддерживали постоянные контакты, но взаимовлияния в творчестве не появлялось, стили у всех совершенно разные.

Присутствовали разные стили исполнения горлового пения: пение со свистом, прием ”запинающегося горла”… Но, например, степная часть хакасов считает, что все это чуждо хакасам. У притаежных хакасов — у стариков — еще остался прием ”запинающегося горла”. Это не совсем хай, при этом приеме горло сильно напрягается — ”запинается”.

Хай у хакасов считается королевским стилем, очень благородным. Современная молодежь пытается экспериментировать: свистеть и так далее. Взрослыми такие эксперименты осуждаются, они даже запрещают это делать. Нам надо слушаться (улыбается).

Впрочем, такие эксперименты — это своего рода этап, его многие проходят. Исполнение эпоса — искусство, которое оттачивается, совершенствуется годами.

Бурнаков, Кадышев и другие знаменитые хайджи с самого детства этим занимались — вопреки всем запретам. Заниматься горловым пением особо никому не разрешалось. Потому что, становясь хайджи, человек оказывался несчастным. По традициям некоторых родов, если к тебе пришел Хозяин горлового пения, если он заставляет тебя быть сказителем, ты должен принести в жертву своего сына.

Случалось, что человек начинал играть, а потом в его жизни происходило что-то плохое, и тогда он ломал, сжигал свой чатхан.

Настоящий мастер горлового пения поет для природы, для людей поют другие. И разница в исполнении этих мастеров огромна…

Симпозиум по чатханной музыке и хаю показал, насколько велик интерес к хакасской традиционной культуре за рубежом. Одним из гостей симпозиума стала доктор Кембриджского университета Кэрол Пэгг. Нынешняя ее поездка в Хакасию состоялась в рамках четырехгодичного проекта неутомимой англичанки: проекта, предполагающего изучение традиционной культуры в Саяно-Алтайском регионе. В течение 15 лет доктор Кэрол Пэгг изучала культуру Монголии, теперь она начала культурологический анализ Тувы, Монголии и Хакасии.

— Вы у нас не в первый раз. Чем вас привлекла Хакасия? В чем, по-вашему, особенность ее культуры?

— Я не устаю открывать для себя Хакасию. Такого богатого эпоса, исполнение которого к тому же сопровождается чатханом, я не встречала нигде. Кроме того, вашим археологическим памятникам равных просто нет. Хакасия — это музей под открытым небом! Меня поразило то, как хакасы пытаются связать себя с теми людьми, которые поставили эти памятники в степи, — своими предками. На фестивале в Трошкине я искренне восхищалась этими хакасскими женщинами, которые импровизируют, поют с ходу — это очень необычно.

— Какие чувства вы испытываете, когда слушаете хакасских исполнителей?

— Это зависит от того, что происходит в этот момент. Когда я видела этих пожилых леди на сцене, я чувствовала тепло, которое исходит от них, — что-то очень родное. Когда же я слушала хайджи — Славу Кученова или Женю Улугбашева, — то я не могла не прийти в восторг: звуки, которые они могут извлекать из чатхана, и их горловое пение неподражаемы!

Я видела, как Сергей Чарков делал чатхан — от начала и до конца. Закончил, натянул струны и начал играть на этом новорожденном чатхане. Как он играл на нем, как он тепло, осторожно извлекал звуки! Просто поразительно, как люди здесь относятся к эпосу, как чтят свои традиции.

Не так давно я представляла хакасскую традиционную музыку в Англии и могу сказать, что те , кто приходил на концерты (всего их состоялось восемь и восемь мастер-классов), были поражены этим искусством. Тогда я приглашала двух музыкантов — Сергея и Юлию Чарковых — отца и дочь. Мне нравилось наблюдать, как Сергей, искусный музыкант, и его дочь, начинающая свой путь в этом направлении, демонстрировали свое искусство.

— В чем вы видите значимость таких мероприятий, как этот симпозиум?

— Для меня симпозиум важен тем, что он собирает заинтересованных людей, посвятивших себя культуре Хакасии. Важность фестиваля ”Айтыс”, который проходил в Трошкине, в том, что люди открывают — кто-то заново, кто-то впервые — имя Кадышева. И самое главное — привлекают молодых людей к этому пласту культуры.

— В чем отличие Хакасии от других регионов, которые вам приходилось изучать?

— Саяно-Алтайский регион — это очень духовное место. Мне особенно интересно духовное представление местных народов о себе. И прежде всего их вера в то, что все окружающее населено духами. В то, что при помощи звуков они общаются с духами. Хорошо, что эта традиция не была загублена в советское время, хотя и ушла на второй план, а сейчас она обрела второе рождение.

На будущий год я поеду на Алтай, чтобы сделать уже более значимые выводы. Сейчас, после Монголии, Тувы и Хакасии, я могу сказать следующее: у этих регионов немало общего. Например, внешнее сходство инструментов, одинаковый строй, похожая манера звукоизвлечения. Но в то же время есть и отличия. Так, если в Западной Монголии эпические сказания исполнялись в целях лечения, то в Хакасии героический эпос часто исполняли во время похоронных обрядов для проводов души умершего.

— С чего началось ваше знакомство с Хакасией?

— В свое время я снимала фильм об одном человеке в Кембридже, где я работаю. Он исследователь, посвятил свою жизнь изучению культуры Турции и Монголии. И когда я работала над фильмом, он спел для меня монгольскую песню — в качестве примера. Я была восхищена и решила познакомиться с регионом поближе — это первое, что подтолкнуло меня приехать в Центральную Азию. Я осознала, что музыка западных монголов отличается от творчества восточных монголов. В Западной Монголии (монгольском Алтае) живут разные группы. И я подумала: а не связаны ли были эти народы в музыкальном отношении со своими северными соседями (хакасами, тувинцами и алтайцами) теснее, чем с восточными монголами? Ведь современные границы государств возникли не так давно. И даже несмотря на последующие изменения границ, прежние связи — духовные, культурные — остались.

— Чем вы можете объяснить повышенный интерес Европы к этнической музыке?

— Я связываю это с процессом глобализации. Нас становится все меньше, и мы должны побольше узнать друг друга. Особенный интерес к Хакасии объясняется тем, что когда западный слушатель сталкивается с вашей музыкой впервые, она потрясает его своей мощью, необычностью, своей природной энергетикой. Они хотят больше с этим познакомиться. Я начинала как музыкант, играла на скрипке — не на классической, она называется по-другому. Я собирала, записывала и играла английскую народную музыку. Мне хотелось говорить: ”Ребята, постойте, вот наши корни! Вот так мы должны играть!”

При всей этой глобализации посмотрите на нас: мы носим практически одну и ту же одежду, пользуемся одними и теми же вещами, мы перестаем особо отличаться друг от друга в повседневной жизни. Это толкает людей на поиск чего-то необычного. Этим мы и отличаемся от американцев. Мы же не хотим быть похожими на американцев, не правда ли?

Беседовала

Александра ПРЯТКИНА